Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идеалы «минне» не являются чем-то материальным, их нельзя потрогать, выиграть в карты, украсть, подарить или заполучить. Тем не менее именно они отличают человека из высших слоев общества от всех прочих: «Вежливость ничего не стоит, но дорого ценится».
Во все времена женщины умели сказать острое словцо насчет мужской моды, то есть, чтобы не выглядеть смешными и не быть опозоренными, рыцарям следовало слушаться в этих вопросах дам. Кроме того, женщины могли научить правильному обхождению и манерам, которые сами же желали видеть при дворе. Конечно, невозможно по мановению волшебной палочки вдруг всем стать милыми и куртуазными, преображение общества велось постепенно. Откуда взяться уважению к личности в мире, где человеческая жизнь зачастую ничего не стоила? Тем не менее к началу XIII века появляются первые дидактические поэмы, в которых принципы рыцарского поведения в обществе закрепляются в форме некоего нравственного кодекса. При этом трубадуры поют песни о прекрасных, благородных и возвышенных созданиях. Это восхитительные и достойные всяческих похвал и почитания образцы. Поэтому неудивительно, что молодые люди начинают искать подобные идеалы в своих соседках, а девушки мечтают сравниться добродетелями с красавицами, описанными в песнях и легендах.
Идеалы «минне» не являются чем-то материальным, их нельзя потрогать, выиграть в карты, украсть, подарить или заполучить. Тем не менее именно они отличают человека из высших слоев общества от всех прочих: «Вежливость ничего не стоит, но дорого ценится». И начав с поклонения прекрасной даме, рыцари вдруг обнаруживают желание относиться вежливо к представительницам противоположного пола, с которыми они не связаны вассальной зависимостью, в идеале – к женщине вообще. Дворяне вырабатывают определенный куртуазный язык для общения с дамами и еще один, на котором они теперь вежливо разговаривают друг с другом. Таким образом, взаимное вежливое обращение становится вровень с такими добродетелями, как доблесть, честь и верность.
Воспитание рыцаря
Ну, а теперь сочтем уместным
Начать о доблестном и честном,
О гордом рыцаре рассказ…
Вольфрам фон Эшенбах[14]В поэме «Тристан и Изольда» есть фрагмент, где в деталях передана система воспитания, которой придерживались в то время в отношении отпрыска благородной семьи, будущего рыцаря и придворного.
Она его так берегла, такою бдительной была! Благодаря такому глазу он не зашиб ноги ни разу и никаких не ведал бед. Ему свершилося семь лет: слова и всякие движенья ему понятны, без сомненья.
Она его так берегла, такою бдительной была! Благодаря такому глазу он не зашиб ноги ни разу и никаких не ведал бед. Ему свершилося семь лет: слова и всякие движенья ему понятны, без сомненья[15].
До семи лет мальчик воспитывается матерью и другими женщинами, которые следят за ребенком, с тем чтобы тот рос здоровым и разумным, не подвергался опасностям и видел вокруг себя одну лишь любовь и заботу. Смотрим, что же происходит далее:
Его Флорета отдала Руалю: очередь пришла мужскую испытать опеку. Руаль такому человеку его вручил, который с ним мог ездить по краям чужим, чтоб мальчик научился там их непонятным языкам и чтоб с особенным вниманьем он свел знакомство с содержаньем ученых книг: Тристану тут пришлось изведать тяжкий труд. Свободы прежней нет в помине: пленен заботами он ныне, что были скрыты от него. Пору блаженства своего он пережил, пору расцвета, когда одну лишь радость света своей душой он познавал, когда он жить лишь начинал![16]
После того как ребенку исполнялось семь лет, его забирали из женских покоев, и далее его воспитанием занимались мужчины. Очень часто при этом мальчик впервые покидал родимый дом и отправлялся в замок к благородному рыцарю, где ему предстояло провести долгие годы. На прощание мать давала сыну связанный собственными руками кошелек с некоторой суммой денег, вешала на шею ладанку с мощами святых и благословляла.
Мальчик отправлялся в путешествие в компании какого-нибудь старого рыцаря, которому было оказано высокое доверие сопровождать наследника семейства. Ребенку говорили, что ему предстоит первое в его жизни странствие, благодаря которому он сможет повидать свет. И они действительно ехали через лес, мимо полей, лугов и бедных деревенек, проезжали города, где мальчик впервые видел столь большое количество людей, и наконец достигали замка сеньора, в котором, согласно предварительной договоренности, он должен был воспитываться и служить. Так как весь путь проделывался в карете или верхом, а в дороге приходилось останавливаться на постоялых дворах, а то и в поле у костра, – поездка превращалась в самое настоящее приключение.
Любезный сын… полно быть домоседом, пора поступить тебе в школу подвигов, ибо всякий молодой дворянин покидает родительский кров, чтобы получить доброе воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении; но, Бога ради, храни честь; помни, что ты сын, и не обесчести рода нашего; будь храбр и скромен везде и со всеми, потому что хвала в устах хвастуна есть хула; кто во всем полагается на Бога, того и взыщет Бог. Я припоминаю слова одного пустынника, который меня поучал; он говорил мне: гордость, если бы она была во мне, истребила бы все, хотя бы я обладал всеми царствами Александра, хотя бы был мудр, как Соломон, и храбр, как троянский герой Гектор. В собраниях говори последним и первым бейся в бою; хвали заслуги твоих собратьев: рыцарь, умалчивающий о доблестях собрата, – грабитель его.
Любезный сын, еще прошу тебя – будь кроток и добр к низшим; они возблагодарят тебя сторицей против высших, получающих все, как должное им по праву; низший почтен будет твоей обходительностью и сделает тебя повсюду именитым и славным.
Замок, куда попадал мальчик, поражал его своим величием. Здесь ему предстояло наконец узреть истинный свет – имелось в виду светское общество.
Любезный сын… полно быть домоседом, пора поступить тебе в школу подвигов, ибо всякий молодой дворянин покидает родительский кров, чтобы получить доброе воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении; но, Бога ради, храни честь; помни, что ты сын, и не обесчести рода нашего; будь храбр и скромен везде и со всеми, потому что хвала в устах хвастуна есть хула; кто во всем полагается на Бога, того и взыщет Бог. Я припоминаю слова одного пустынника, который меня поучал; он говорил мне: гордость, если бы она была во мне, истребила бы все, хотя бы я обладал всеми царствами Александра, хотя бы был мудр, как Соломон, и храбр,