Мама никогда так не говорила: она всегда знала, что надо делать.

Карла заметила, что поблизости от них стоят двое. Она подняла голову. Женщина была примерно одного возраста с мамой, очень симпатичная, у нее был вид уверенного в себе человека. Карла ее знала, но не могла вспомнить, кто это. Человек, стоявший с ней рядом, был достаточно молод, чтобы годиться ей в сыновья. Он был подтянут, не очень высок, но выглядел как кинозвезда. У него было красивое лицо – чересчур красивое, если бы не плоский, неправильной формы нос. Только что подошедшие смотрели с ужасом, а молодой человек был бледен от ярости.

Женщина заговорила первой, и говорила она по-английски.

– Здравствуй, Мод! – сказала она, и ее голос показался Карле отдаленно знакомым. – Ты меня не узнаешь? Это же я, Эт Леквиз, а это – Ллойд.

II

Ллойд Уильямс нашел в Берлине боксерский клуб, где можно было тренироваться всего за несколько пенни в час. Клуб находился в районе с названием Веддинг, где жили рабочие, к северу от центра города. Ллойд тренировался с индийскими булавами и с набивным мячом, бил по груше, прыгал через веревку, а потом надевал шлем и проводил пять раундов на ринге. Тренер клуба нашел ему партнера для спарринга – немца такого же возраста и веса (у Ллойда был полусредний вес). Удар у немецкого мальчишки был отличный, быстрый, словно из ниоткуда, несколько раз он попал в цель – но потом Ллойд провел хук левой рукой и отправил его в нокдаун.

Ллойд рос в суровом районе – в лондонском Ист-Энде. В двенадцатилетнем возрасте над ним начали издеваться в школе.

– Со мной тоже так было, – сказал ему отчим, Берни Леквиз. – Если ты самый умный мальчик в школе, к тебе обязательно прицепится какой-нибудь классный шламмер… – Отчим был евреем, а его мать говорила только на идиш. Он-то и привел Ллойда в Олдгейтский боксерский клуб. Этель была против, но Берни все же настоял на своем, что случалось нечасто.

Ллойд научился быстро двигаться и наносить сильные удары – и приставать к нему прекратили. Еще ему расквасили нос, и теперь он не выглядел таким смазливым мальчиком. У него обнаружился талант. Оказалось, что у него быстрая реакция и имеется боевой дух, он начал получать призы на ринге. И когда он решил ехать в Кембридж – вместо того, чтобы стать профессиональным боксером, – тренер был очень разочарован.

Ллойд принял душ, снова надел костюм и отправился в бар для рабочих, взял кружку бочкового пива и сел писать письмо своей сводной сестре Милли об этой стычке с коричневорубашечниками. Милли завидовала ему, что мама взяла его с собой в эту поездку, и он пообещал часто писать ей обо всем происходящем.

Эта утренняя стычка Ллойда потрясла. Для него политика была частью обычной жизни: мама была парламентарием, отец – член муниципального совета, сам он был председателем лондонского комитета Лейбористской лиги молодежи. Но политическая борьба всегда представляла собой дебаты и голосование – до сегодняшнего дня. Никогда прежде он не видел, чтобы в учреждение вламывались погромщики, а полицейские смотрели на это и улыбались. Он увидел политику без белых перчаток, и это его потрясло.

«Как ты думаешь, Милли, могло ли такое случиться в Лондоне?» – писал он. У него самого первой мыслью было – что нет. Но среди английских предпринимателей и владельцев газет тоже встречались почитатели Гитлера. Лишь несколько месяцев назад скандально известный член парламента сэр Освальд Мослей основал Британский союз фашистов. Как и нацисты, они любили разгуливать в военной форме. Что же будет дальше?

Он дописал письмо, сложил и отправился на поезде «С» в центр города. Они с мамой договорились встретиться и пообедать с Вальтером и Мод фон Ульрих. Ллойд всю свою жизнь слышал рассказы о Мод. У мамы была с ней странная дружба: Этель начала свою трудовую жизнь горничной в большом доме, принадлежавшем семье Мод. Потом они вместе участвовали в движении суфражисток, боролись за избирательное право для женщин. Во время войны они выпускали газету феминисток «Жена солдата». Потом они поссорились из-за различий во взглядах на тактику политической борьбы и отдалились друг от друга.

Ллойд прекрасно помнил, как в 1925 году фон Ульрихи приехали в Лондон. Ему тогда было десять, он был достаточно большой, чтобы запомнить, как неловко ему было оттого, что он по-немецки не говорит, а пятилетний Эрик и трехлетняя Карла знают два языка. А Этель и Мод тогда помирились.

Он добрался до бистро «Роберт». Ресторан был обставлен в стиле «арт-деко», с непростительно прямоугольными стульями и столами, с причудливыми железными светильниками под абажурами цветного стекла; но крахмальные белые салфетки, стоящие наготове возле тарелок, ему понравились.

Все уже сидели за столом. Подойдя, он увидел, что женщины выглядят просто потрясающе: обе держались с достоинством, были изысканно одеты, красивы и уверены в себе. Сидевшие за другими столиками бросали на них восхищенные взгляды. Интересно, подумалось ему, насколько на мамино чувство стиля повлияла ее подруга-аристократка.

После того как они сделали заказ, Этель рассказала о цели их поездки.

– В тридцать первом году я потеряла место в парламенте, – говорила она. – После следующих выборов я надеюсь туда вернуться, но пока что мне надо зарабатывать на жизнь. К счастью, Мод, ты научила меня журналистике.

– Не очень-то я и учила, – сказала Мод. – У тебя природный дар.

– Я пишу для «Ньюс Кроникл» цикл статей о нацистах и еще заключила контракт на книгу с издателем по имени Виктор Голланц. А Ллойда я взяла с собой как переводчика: он изучает французский и немецкий.

Увидев мамину гордую улыбку, Ллойд подумал, что не заслуживает ее.

– Мне пока почти не приходилось демонстрировать свои познания переводчика, – сказал он. – Пока что мы общались только с людьми вроде вас, которые прекрасно говорят по-английски.

Ллойд заказал телятину в сухарях – блюдо, которого никогда в Англии не пробовал, – и она ему очень понравилась. За едой Вальтер его спросил:

– А разве вы не должны сейчас ходить в школу?

– Мама решила, что так изучение немецкого пойдет лучше, и в школе с этим согласились.

– А вы не хотите поработать немного у меня в рейхстаге? Боюсь, что безвозмездно, но вы будете целые дни говорить по-немецки.

Ллойд пришел в восторг.

– Я был бы счастлив. Какая прекрасная возможность!

– Если Этель сможет без вас обойтись, – добавил Вальтер.

Она улыбнулась.

– Ну, может быть, если очень понадобится, я смогу иногда его забирать?

– Разумеется!

Этель протянула руку через стол и коснулась руки Вальтера. Так ведут себя лишь с родными, и Ллойд понял, что эти трое – очень близкие друг другу люди.

– Спасибо вам, Вальтер, – сказала она.

– Да не за что. Я всегда могу найти дело для молодого умного помощника, который разбирается в политике.