litbaza книги онлайнСовременная прозаКубинские сновидения - Кристина Гарсия

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 56
Перейти на страницу:

Открыто 24 часа – HELL[12]

Хотя мне больше понравилась другая, которую я увидела в Новой Каролине: COCK…S,[13]рекламирующая коктейли мартини.

Как бы мне ни хотелось это забыть, но передо мной по-прежнему маячит жирное лицо той постаревшей красотки, зажатое в ладонях моего отца. Я догадывалась, что моих родителей не связывает ничего, кроме того, за чем мама вызывает папу, звоня в колокол. Он всегда выглядит таким измученным. Папа раньше помогал маме в булочной, но она из-за него теряет терпение. Ловкий в других делах, он не может понять сути кондитерского бизнеса, по крайней мере, как она его ведет.

В последнее время мама расправляется со своими работниками точно так же, как с теми чертовыми ореховыми булочками, которые поглощает одну за другой. Никто у нее не задерживается больше двух дней. Она по дешевке нанимает самых настоящих босяков, иммигрантов из России или Пакистана, которые вообще не говорят по-английски. Затем полдня орет, втолковывая им, что от них требуется, потому что они не понимают, чего она от них хочет. Мама думает, что эти люди у нее воруют, и, пока они заняты работой, обыскивает их пальто и сумки. Ну что они могут украсть? Масляное печенье? Французский хлеб? Однажды она захотела, чтобы я проверила кошелек одного из работников, но я сказала: «Ни за что!» Она считает, что оказывает им благодеяние, давая работу и приучая к американскому образу жизни. Черт, даже если она их пригласит на пикник, они откажутся с ней поехать.

Помню, приехав в Нью-Йорк, мы поселились в гостинице на Манхэттене и жили там пять месяцев. Мои родители все ждали, что революция потерпит крах или американцы захватят Кубу. Мать водила меня гулять в Центральный парк. Однажды агент из развлекательной программы остановил нас у Детского зоопарка и предложил маме, чтобы я участвовала в шоу. Но я не говорила по-английски, так что с этим ничего не получилось.

Мама одевала меня в светло-коричневое шерстяное пальто с черным бархатным воротником и такими же манжетами. Воздух был совсем не такой, как на Кубе. Было очень холодно и трудно дышать из-за запаха дыма. Небо казалось более светлым, как будто его только что вымыли. И деревья тоже были другими. Словно полыхали огнем. Я бегала по огромным кучам листьев и слушала их шуршание, похожее на шорох пальмовых листьев во время урагана на Кубе. Но мне было грустно, когда я глядела на голые ветви и думала об абуэле Селии. Интересно, какой была бы моя жизнь, если бы я осталась с ней на Кубе?

Я увидела моего дедушку, мужа абуэлы Селии, когда он прилетел в Нью-Йорк, чтобы лечить рак. Его выкатили из самолета на инвалидном кресле. Кожа на лице абуэло[14]Хорхе была сухой и тонкой, как старый пергамент. Он спал на моей кровати, которую мать застелила новым покрывалом из бежевого букле, а я – на раскладушке с ним рядом. Мама купила ему черно-белый телевизор, и абуэло смотрел бокс и сериалы на испанском языке по сорок седьмому каналу. Как бы мама ни отмывала его, от него всегда пахло подгорелыми яйцами и апельсинами.

Дедушка был таким слабым, что обычно засыпал в восемь часов. Я брала у него искусственную челюсть и опускала в стакан с водой, искрящейся от зубных таблеток. Он тихо похрапывал всю ночь. Иногда его мучили ночные кошмары, и он бил кулаками в воздух. «Иди сюда, ты, паршивый испанец! – кричал он. – Иди и дерись, как мужчина!» Но потом, бормоча ругательства, успокаивался.

Когда мама в первый раз повезла его в больницу на лучевую терапию, я представила, как острые голубые лучи проникают в его живот. Странный цвет для лечения, думала я. Ничего из того, что мы едим, не было голубым, ничего голубого, ничего похожего по цвету на глаза дедушки. Так почему бы врачам не изменить цвет тех чертовых лучей на зеленый? Мы едим зеленое, это полезно для здоровья. Как только лучи станут зелеными, думала я красивого желтовато-зеленого оттенка, ему сразу станет лучше.

Дедушка однажды сказал, что я напоминаю ему абуэлу Селию. Я восприняла это как комплимент. Обычно он писал ей письма каждый день, пока у него хватало сил, длинные письма старомодным почерком с росчерками и завитушками. Романтическими были эти письма. Он прочитал мне одно. Абуэлу Селию он называл своей «голубкой в пустыне». Теперь дедушка уже не может писать. И он слишком гордый, чтобы попросить кого-нибудь из нас написать письмо за него. Абуэла Селия каждый раз отвечает ему, но в ее письмах только перечень фактов о той или другой встрече, и ничего больше. Читая их, дедушка становится печальным.

Минни едет до Джексонвилля. Интересно, кто придет ее встречать. Я выглядываю в окно. Но автобус отъезжает, а она все еще стоит одна и ждет.

Пейзаж во Флориде стал таким скучным, что я наконец засыпаю. Помню один сон. Вокруг меня на побережье молятся какие-то люди. На мне белое платье и тюрбан, и я слышу шум океана поблизости, но не вижу его. Я сижу в кресле, похожем на трон, украшенный сзади оленьими рогами. Люди высоко поднимают меня и торжественно несут к морю. Они разговаривают на языке, который я не понимаю. Впрочем, я не чувствую страха. Надо мной кружится черное небо, а в нем луна и звезды. Я вижу лицо моей бабушки.

Дом на Пальмовой улице

Послеполуденный ливень загоняет родителей школьников под коралловое дерево во дворе начальной школы имени Ленина Ящерица трепещет в изгибе самой толстой ветки. Селия стоит одна под дождем в лаковых туфлях и желто-зеленом платье, ожидая, когда ее внучки-близнецы вернутся из поездки на остров Пинос. Ей кажется, что она всю жизнь провела в ожидании. Ожидая возвращения своего возлюбленного из Испании. Ожидая, когда кончатся летние дожди. Ожидая, когда муж отправится в деловую поездку, чтобы можно было играть Дебюсси.

Ожидание началось в 1934 году, весной, еще до того как она вышла замуж за Хорхе дель Пино, когда она еще носила фамилию Альмейда. Она продавала американские фототовары в «Эль Энканто», самом престижном универмаге Гаваны, когда Густаво Сьерра де Армас подошел к ее секции и попросил показать самый маленький фотоаппарат «кодак». Он приехал из Гранады, где имел адвокатскую практику, и был женат. Он сказал, что хочет заснять убийства в Испании через щель между полами пальто. Когда война закончится, никто не сможет опровергнуть его свидетельство.

Густаво приходил к прилавку Селии снова и снова. Он принес ей цветок жасмина, символ патриотизма и чистоты, и сказал, что наступит день, когда Куба тоже освободится от кровососов. Густаво спел песенку о красивой родинке, lunar, у нее над верхней губой и подарил ей сережки с жемчужинами.

Ese lunar que tienes, cielito lindo,

junto a la boca…

No se lo des a nadie, cielito Undo,

que a mi me toca.[15]

Когда Густаво уехал в Испанию, Селия не находила себе места от горя. Весенние дожди сделали ее раздражительной, зелень резала ей глаза. Однажды она увидела печальных голубей, клюющих тухлое мясо у нее на крыльце, и обратилась к знахарке за зельем.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 56
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?