Я еще не получил никаких сообщений из ЗИПО о результатах допроса радиста, который мог бы дать новую информацию, и меня охватывало нетерпение. Длительная задержка сильно осложняла игру на передатчике. Радист всегда может пропустить один-два регулярных сеанса связи, но более долгое молчание возбудит у противника подозрения – и поэтому я отправил Вурра в ЗИПО за новостями.

В полдень Вурр вернулся и сказал, что ЗИПО пока не может сообщить нам ничего полезного – они ведут обычный полицейский допрос, начинающийся с родителей и места рождения. Вурр столкнулся с полным непониманием наших требований, и ему дали понять, что абверу лучше бы не совать свой нос в дела полиции. Прошлый опыт научил меня не ожидать ничего иного. В то время ЗИПО обычно не принимало во внимание военные аспекты вопроса, если имелась надежда раздуть из захвата агента громкое уголовное дело, которое имело бы дальнейшие последствия и привело бы к новым арестам. В традициях ЗИПО было доводить подобные случаи до грандиозных показательных процессов. ЗИПО страшно радовала такая возможность ликвидировать внутреннее сопротивление и, в первую очередь, связать с этим делом то или иное имя из списка своих политических противников. Во Франции условия для работы абвера были куда более благоприятными, поскольку в этой стране право ареста и допроса имела лишь тайная полевая полиция, подчинявшаяся военному главнокомандующему, который охотно шел навстречу во всех вопросах, затрагивавших интересы вермахта.

Я вкратце обрисовал ситуацию Хофвальду, но тот смотрел на происходящее скептически.

– Вам следует получше ознакомиться с местной ситуацией, друг мой, – сказал он. – Мне известно из надежных источников, что в лице представителя ЗИПО мы сталкиваемся с человеком, которого интересуют главным образом грязные политические делишки и полицейская работа. Его зовут Шрайдер или как-то в этом роде. Постарайтесь переубедить его. Возможно, он даже начнет сотрудничать с вами при условии, что эта идея получит одобрение наверху.

Этот совет немногого стоил, но к нему следовало прислушаться.

В тот же день Вурр отправился в ЗИПО, в результате чего господин советник Шрайдер выразил готовность нанести мне следующим утром визит и ознакомить меня с результатами расследования. Пока же на запрос из берлинского штаба абвера о том, удастся ли начать игру с передатчиком, я ответил уклончиво.

На следующее утро в мой кабинет вошел низенький мужчина с тяжелой, круглой, почти лысой головой в форме штурмбаннфюрера СС и протянул мне вялую, ухоженную маленькую руку. Он вышел впереди меня на террасу, расположился в кресле, скрестив короткие ноги. Во время последующего обмена общепринятыми банальностями я имел удовольствие изучить его более внимательно. Возраст его определить было трудно – вероятно, около сорока лет. Слегка выпуклые крысиные глазки оживляли бледное лицо, а красный нос выдавал пристрастие к бутылке. Этот упитанный человечек источал жизнерадостность, а слегка провинциальный акцент с подчеркнуто теплыми южными нотками создавал впечатление, будто собеседник обрадовался, совершенно неожиданно встретив старого любимого друга. Он излучал ту благожелательность, которой отличаются некоторые криминальные следователи, – ее хватило бы, чтобы растрогать до слез даже убийц из романов Эдгара Уоллеса.

Так вот каков человек, которого, по мнению оберста Хофвальда, я должен заинтересовать военными вопросами! Судя по его задушевным манерам и дружескому «дорогой товарищ Гискес», с которым он постоянно ко мне обращался, эта задача не представляла особых сложностей. Кроме того, я мог быть вполне уверен, что Шрайдер уже выяснил мою подноготную и досконально знаком с моими личными обстоятельствами и политическим послужным списком. Поэтому я сразу же перешел к делу, подчеркнув, что прошло уже двое суток с момента ареста агента, а следствие еще ничего не сделало для того, чтобы можно было начать игру с передатчиком, – и это единственная интересующая меня сторона дела.

– Дорогой товарищ Гискес, – начал Шрайдер. – Пожалуйста, будьте уверены, что я сделаю для вас все, что не противоречит полицейским требованиям. Радист, несмотря на свою молодость, – крепкий орешек и не сломался при первом натиске. Пока мы сумели вытянуть из него лишь то, что он – голландский кадет, работающий на шпионскую сеть, которой управляет из Лондона голландский адмирал Фюрстнер. Радист утверждает, что два месяца назад его высадили с торпедного катера на голландское побережье, и с тех пор он со своим радиопередатчиком безвыездно находился в Билтховене. Он ничего не говорит об организации, которая забирала и расшифровывала перехваченные сообщения, личность его помощника также еще не выяснена. Тот не был в Англии и, похоже, является связным шпионской организации. Он рассказал нам пару баек о том, как к нему попали шпионские материалы, и сейчас мы проверяем его россказни. Пока же я привез вам выдержки из протоколов допросов, которые могут вам пригодиться, а если всплывет что-нибудь еще, поставлю вас в известность.

Оставалось лишь заверить Шрайдера, что я убежден в разумности такого подхода и ценю его откровенность.

Впоследствии я получил несколько выдержек из протоколов допросов арестованного агента, из которых не извлек буквально ничего, кроме того, что его настоящее имя, по-видимому, Зомер. Чем кончилось это дело, мне стало известно лишь девять месяцев спустя, когда Зомер и большая группа голландцев, обвиненных в шпионаже, предстали перед немецким трибуналом и были приговорены к смерти. Исходя из приобретенного опыта, я понял, что в следующий раз следует попытаться самому захватить радиста, даже если за это придется дорого заплатить.

Похоже, на первых порах работы в Голландии фортуна отвернулась от меня – в течение следующих месяцев одна неудача следовала за другой. План захвата радиопередатчика ТВО, действовавшего из Гааги, полностью провалился. Радист, вероятно встревоженный захватом UBX в Билтховене, был куда более осмотрителен. Точная пеленгация указывала на то, что передатчик находится в квартале около станции Статс-Спор в Гааге, где все квартиры имели отдельные входы. Голландец, служивший в IIIF, получил задание под видом представителя электрической компании снять показания со счетчиков электричества в квартале во время радиопередач. Под этим предлогом он мог ненадолго выкручивать в каждой квартире пробки, посредством чего мы надеялись выяснить, в какой части квартала находится передатчик, исходя из неожиданных перерывов в его работе.

Дежурный офицер, следивший за дверями из дома напротив, точно знал, где находится «электрик» в каждый конкретный момент, и поначалу все шло превосходно. Радист вел передачу, группа пеленгации слушала, а «электрик» вошел в первый подозрительный квартал. Через минуту передача внезапно прервалась, но, когда две минуты спустя «электрик» появился на улице, вместе с ним вышел молодой человек с ящиком под мышкой, сел на велосипед и укатил. Люди из группы пеленгации ворвались в дом и обнаружили, что гнездо опустело. Им оставалось предположить, что велосипедист и был радистом. Позже стало известно, что в тот момент, когда «электрик» вошел в дом, дочь домовладельца предупредила радиста, и ему хватило двух минут, чтобы отсоединить провода и скрыться. Его бегству помогло то, что за домом следило мало людей, и, пока мы спохватились, он был уже далеко.