самый популярный в округе мальчик. Блин. Неловко-то как. По живому…

— Присаживайся. Я сейчас принесу наш ужин.

Марат уходит, я падаю в скрипучее кресло. Колени подкашиваются, но я вынуждена признать, что моя больная нога тут совсем ни при чем.

— А вот и я. — Марат пододвигает стул и ставит между нами тарелку. — Ешь! И рассказывай.

Послушно беру ножку. Пахнет мясо просто божественно. Я это еще в первый раз оценила. Откусываю, с губ срывается стон удовольствия. Уж не знаю, как ему удалось разбудить мой аппетит.

— Что рассказывать-то? М-м-м, — закатываю глаза.

— Тебя тут голодом морили, что ли? — ведет пальцами по моей щеке. Я нервно сглатываю.

— Нет. Просто не было аппетита.

— Почему?

— У меня сейчас не самый лучший период в жизни. Я, собственно, поэтому сюда и приехала.

— А я думал, ты приехала сюда потому, что руководишь пикетом против сноса лагеря.

— Да нет, что ты. Здесь и не надо какого-то руководства. Вот координатор, да. Потому как то густо у нас, то пусто. Среди недели особенно сложно. Все работают. Разъезжаются по домам.

— А девочек разве не ты позвала? — Удивляется. — Этих… Блогерш, которые подняли шум.

— Ну как позвала? Написала о том, что происходит, у себя в соцсетях, понимая, что эти ни за что не упустят возможности засветиться. Девочки — модели. А сложившаяся ситуация для них — хороший фон.

— Так вот оно что. Значит, и ты модель?

— В далеком прошлом.

— А в настоящем?

Вот о чем мне не хотелось бы говорить.

— В настоящем я помогаю Сергеевне. Это заведующая интернатом. Потрясающая женщина. Работать-то сюда особенно не идут, вот она и тащит на себе все сама. В летний период особенно сложно, потому как отпуска.

— Значит, ты помогаешь детишкам?

— Или они мне, — пожимаю плечами, — это же фантастика, как они…

— Что?

— Как они готовы прощать тебе все что угодно, принимать тебя со всеми твоими тараканами и заморочками, быть полностью и абсолютно на твоей стороне, бескорыстно, щедро, по-царски. Даже не знаю, почему принято считать, будто это мы их чему-то учим. На самом деле все происходит с точностью до наоборот.

— Значит, ты учишься прощать? Только не говори, что хочешь простить мужчину.

— О, нет. — Мне даже смешно. — Но что мы все о грустном? Ты, помнится, мне романтику обещал.

— Раз обещал, надо исполнять, — задумчиво кивает Марат, а я иронично ухмыляюсь, потому как у мужчин обычно какие-то свои представления о романтике. Жду, что он поцелует меня или попытается соблазнить. Даже почти решаюсь поддаться этому. И тут он усаживается за фортепиано и уверенно касается клавиш… Ну, нет. Так не бывает. Он не может еще и музицировать. Хоть где-то же он должен сплоховать!

— Не то? — даже в темноте вижу его белоснежную улыбку. — Сыграть другое? Тебе не по душе репертуар?

— Нет, — откашливаюсь, — Шопен мне вполне подходит.

— Тогда что не так?

— Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя быть таким идеальным?

— Почему нет?

— Это жутко раздражает.

— Значит, ты раздражена? — смеется тихо.

Эх… В том-то и дело, что нет. Я в полнейшем восторге. И это проблема. Очень-очень большая проблема. Но с другой стороны, если об этом никто не узнает, то… Нет. Я не могу рисковать.

ГЛАВА 5

Марат

— Да, отец. Доброе утро.

— Судя по твоему голосу, утро и правда доброе.

Я останавливаюсь посреди дорожки. Лагерь только-только начал просыпаться, народ потянулся к импровизированным умывальникам и душевым, а я… я даже не ложился. Прикрываю пекущие от недосыпа глаза и подставляю лицо ласковому утреннему солнцу. Я влюблен, я покорен, я будто бы под хорошей дозой. Это, видно, издалека чувствуется. Неспроста же отец заметил. Ну и пусть… Мне скрывать нечего. Да и не скроешь такого.

— Погода отличная.

— Хм… Кажется, ты далеко от дома. У нас тут гроза.

Веду носом. Воздух действительно наполнен ароматом озона, тянущегося от костра дыма и мокрой глины. Глина здесь всюду. Из-за этого вход в озеро не ахти какой. Правда, сейчас с одной стороны берег песком отсыпали, сделав некое подобие пляжа. А вот в детстве Афины дно было глиняным, склизким, и чтобы не поскользнуться, ступив в воду, надо было придерживаться за камыш. Этой ночью я узнал много таких вот историй из ее жизни. И поделился с нею своими. Теми, которые, даже не знал, что помню.

— Я в Беляево. Разбираюсь с пикетчиками.

— И как? Уже понял, кто за этим стоит? — голос отца меняется, как всегда, когда он говорит о делах.

— Да никто. Тут, знаете ли, вот какая история…

Рассказываю все, что мне удалось узнать.

— Ну и что мы будем делать с такими историями?

Хороший вопрос. Я рад, что отец задумался. Он хороший мужик. Правильный и справедливый. Успех в бизнесе и сверхприбыли для него не есть сама цель. И это мне сейчас как никогда на руку, потому что, понятно, из-за Афины снести здесь все подчистую у меня не поднимется рука. Да и детей жалко, у них и без того все сложно.

— Ситуация не безвыходная. У меня уже есть кое-какие идеи. Надо все осмыслить и как следует просчитать.

— Идеи — это хорошо. Но не забывай, пожалуйста, что у нас инвесторы. Твой план должен понравиться им.

В этом и заключается наша самая большая проблема. С другой стороны, если последовать примеру Афины и надавить на то, что социальная повестка — модная нынче тема, можно и лагерь сохранить, и проект. Убеждать я умею. К тому же в этом вопросе у меня огромная мотивация. Благодарность Афины. Ее восхищение. Моими деловыми качествами, конечно, и не только.

— Я все понимаю, отец.

— Вот и хорошо. Да, кстати, чуть не забыл. Фариз прилетает во вторник. Ты будешь нужен мне на совете директоров. Ну и потом. Зара организует ужин. Фарида, конечно, тоже приглашена.

Фарида? Я уже забыл про нее и думать. Блин.

— Ладно. Ужин — так ужин.

— Что-то не слышу в твоем голосе энтузиазма, — усмехается отец.

— Откуда ему взяться? Я ее совершенно не знаю, — отделываюсь полуправдой.

— Так познакомитесь. В этом весь смысл. Фарида хорошая девочка, можешь мне поверить.

— Я верю, — вздыхаю. Может, она и правда хорошая — эта Фарида, только мне от этого что? Когда все мои мысли о другой? И в этом же, как ни странно, моя ошибка. В том, что думая об Афине, я до сих пор не учел некоторых крайне важных моментов. Во-первых, и в основных, она не наших кровей. Во-вторых, не мусульманка, в-третьих, у нее до меня явно