Киндаити, ошарашенно глядя на адвоката, с шумом перевел дыхание и сказал:

— Господин Фурудатэ, вы устали. Я уверен, все это от усталости. Вам действительно следует поберечь себя. Однако, — тут глаза его проказливо блеснули, — на вопрос, почему вы здесь оказались, я могу ответить. Потому что — сознаете вы это сами или нет — вы потихоньку начинаете доверять мне.

Фурудатэ поднял брови и сердито посмотрел на Киндаити, но вскоре заставил себя криво улыбнуться.

— Знаете, вы, возможно, и правы. Пожалуй, господин Киндаити, я должен перед вами извиниться.

— Извиниться?

— Говоря по правде, я попросил знакомого коллегу-адвоката из Токио навести о вас справки и сообщить мне.

Услышав это, Киндаити удивленно округлил глаза. Некоторое время он сидел, раскрыв рот, а потом разразился громким хохотом.

— Л-ладно, ладно! Известный с-следователь оказывается под следствием! Нет, нет, вам не нужно извиняться, господин Фурудатэ. Право же, вы преподали мне хороший урок. Понимаете, сам за собой я этого как-то не замечал, но, очевидно, во мне много тщеславия — мне казалось, что все в Японии должны знать имя Коскэ Киндаити. Хе! — усмехнулся он. — Нет, нет, я, конечно, шучу. Но все равно, что рассказал вам ваш друг?

— Ну, по правде говоря, — Фурудатэ поерзал в кресле, словно оно стало неудобным, — он дал вам безоговорочно благоприятную характеристику. Он уверил меня, что я могу доверять вам полностью и в профессиональном отношении, и лично. — Говоря это, адвокат все же не смог стереть со своего лица выражение сомнения.

— Благодарю вас. Для меня услышать от вас такие слова — большая честь. — И как всегда, когда что-то восхищало его, Киндаити остервенело взъерошил непокорную копну волос. — Так вот почему вы зашли ко мне перед встречей с семьей, с которой вы не знаете, как управиться.

— Да, можно сказать и так. Я уже говорил вам, мне не нравится это завещание. Мне не следовало бы делать никаких замечаний, положительных или отрицательных, о волеизъявлении клиента, но это завещание просто слишком невероятно. Оно вовлечет членов клана Инугами в водоворот междоусобицы. Какая буря поднимется после его прочтения! Смутное предчувствие беды живет во мне с той поры, как меня впервые попросили подготовить это завещание. Потом убийство Вакабаяси. А теперь, когда дело все еще не улажено, возвращается Киё — что само по себе вовсе не плохо. Обрадует ли возвращение Киё его родственников из клана Инугами или нет, это, конечно, большая удача, что человек, который так долго страдал за морями, наконец вернулся домой. Однако почему Киё вернулся тайком, избегая всех? Почему ему так не хочется, чтобы люди видели его лицо? Вот отчего мне не по себе.

Киндаити внимательно слушал взволнованную речь Фурудатэ, но на этом месте вдруг поднял брови.

— Киё не хочет, чтобы его видели?

— Это так.

— Он не хочет, чтобы видели его лицо?

— Это так, господин Киндаити. Разве вы еще не знаете об этом?

Киндаити, бессмысленно уставясь на собеседника, покачал головой. Тот, подавшись вперед, наклонился над чайным столиком.

— Честно говоря, я сам услышал об этом от одного из слуг Инугами. Мацуко и Киё вернулись в поместье вчера ночью — неожиданно и никого не предупредив. Они, должно быть, приехали из Токио на последнем поезде. Было очень поздно, когда зазвонил звонок, и мальчик-привратник пошел открыть ворота, удивляясь, кто бы это мог явиться в такой час. И еще больше удивился, увидев Мацуко. Следом за ней в ворота вошел какой-то мужчина, подняв воротник пальто, и голова у этого мужчины, сказал мальчик, была полностью покрыта чем-то вроде черного капюшона.

Глаза Киндаити широко раскрылись. Он слушал рассказ адвоката и чувствовал, как кровь леденеет у него в жилах.

— Капюшона?

— Да. Мальчик застыл, оторопев, а Мацуко сказала только: «Это Киё», и быстро провела сына через вестибюль в свои личные покои. Конечно, остальные члены семьи узнали от привратника, что случилось, и пришли в страшное волнение. Это и понятно, Такэко, Умэко и их семьи просидели на вилле столько дней и с таким нетерпением ждали приезда этой пары. Они немедленно бросились в комнату Мацуко, которая расположена в дальнем флигеле дома, но она не разрешила им видеть Киё, сказав, что и она и Киё устали и поговорят с ними утром. Это было вчера ночью, но лица Киё еще никто не видел. Только один человек, служанка, видела, как кто-то, кого она приняла за Киё, выходит из ванной, но даже тогда на голове у него был черный капюшон. Очевидно, в этом капюшоне есть два отверстия для глаз, и увидев, как они сверкают, служанка так испугалась, что едва не упала в обморок.

Необычайный восторг охватил Киндаити. Что-то происходит: необъяснимая задержка Мацуко и Киё в Токио, Киё, прячущий лицо. Он чуял, что-то здесь не так, что-то ненормально. И чем сильнее становился противоестественный душок, тем больше возбуждался профессиональный аппетит Киндаити.

Киндаити восторженно почесал голову.

— Но, господин Фурудатэ, Киё не может прятать лицо вечно. Рано или поздно ему придется снять свой капюшон и доказать, что он действительно Киё Инугами.

— Конечно. Вот хоть сегодня, к примеру. Я не могу прочесть завещание, пока не удостоверюсь, что человек, прибывший сюда, действительно Киё. Поэтому я собираюсь настоять на том, чтобы он снял свой капюшон. Но когда я воображаю, что мы можем увидеть под ним, меня, знаете ли, начинает подташнивать.

Киндаити некоторое время хмурился, обдумывая ситуацию, потом сказал:

— Однако может оказаться, что беспокоиться вообще-то и незачем. Я хочу сказать, он ведь воевал, и его лицо может быть в шрамах, или что-то вроде этого. — Неожиданно он наклонился над чайным столиком. — Но перейдем к господину Вакабаяси. Вы узнали, кому он выдал содержание завещания?

— Еще нет. Полиция, кажется, тщательно изучила его дневник и тому подобное, однако ничего такого пока не обнаружила.

— Но кто из семьи Инугами был с ним в самых тесных отношениях? Другими словами, кто из них имел наилучшую возможность подкупить его?

— Ни малейшего понятия не имею, — признался Фурудатэ, нахмурив лоб. — Все члены клана оставались в Насу некоторое время после смерти старого Сахэя, и с тех пор они собирались несколько раз на поминальные службы. Так что возможность подкупить Вакабаяси была у всякого, кто этого хотел.

— Но даже господин Вакабаяси не мог продаться кому угодно. Нет ли среди них кого-то особенного, кого-то, ради кого он мог бы свернуть с пути истинного?

Вопрос был непредумышленный, но Фурудатэ словно громом поразило, у него перехватило дыхание. Некоторое время он сидел, вперив взгляд в пространство, но в конце концов вынул носовой платок и принялся нервно вытирать шею, говоря:

— Нет, нет. Этого не может быть. В конце концов, именно ей с тех пор несколько раз грозила опасность.

Пришла очередь удивиться Киндаити. Он уставился на Фурудатэ, затаив дыхание. Потом прошептал хрипло: