Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не хотела. Здесь ее родители похоронены. Сестра с семьей. Когда становишься старше, то это становиться важным.
— Поэтому ты и решил вернуться?
— Нет. Я не настолько сентиментален. Но меня сюда что-то тянуло. Все это время я хотел вернуться. Видимо, чтобы помочь Ларисе. Все думаю, что если бы мы подождали еще немного, то могли бы найти ее труп. У нее же кровотичение открылось. А кто бы вызвал скорую? — Герман слез со стула, на который забрался, чтобы приклеить плитку на потолок. — И все равно я опоздал. Надо было сразу приехать. Ведь и повод был весомый. Но я решил все отложить. Куда могила денется? Вот компания — это другое. Ее надо было восстановить.
— Но при этом все труды забрала мама?
— Не в этом дело. Нужно ей это — так не проблема. Деньги всегда можно заработать. Было бы желание. А вот Ларису мне жаль. Не должно было все это с ней случиться. Не должно, но случилось. И это мне не нравится.
Герман продолжил клеить плитку. Егор ушел в коридор заниматься тем же самым. И все равно он не понимал, чем так сильно зацепила эта девчонка отца. Что-то с ней было нечисто.
Резко зазвенел телефон. Герман никогда не загружал мелодии для звонка. Выбирал обычно что-то из мелодий на телефоне подобие советского будильника или станционарного телефона. Егор слышал его недовольный голос, когда он разговаривал с адвокатом. Герман закончил разговор. В квартире вновь наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом стульев и хрустом пленки, которыми были обмотаны панели.
— Проблемы? — спросил Егор.
— Нет. Все нормально, — ответил Герман. — Все хорошо. Как дела с коридором?
— Я только начал.
— Надо заканчивать, а не чужие разговоры слушать.
Опять зазвонил телефон. Только в этот раз мелодия была китайские колокольчики. Егор даже подумал, что услышал ее на улице. Но нет, отец поднял трубку. Звонила Лариса. С ней он разговаривал намного мягче, чем с кем-либо. Потом и вовсе дверь закрыл, явно чтобы Егор не слышал этого разговора. Нахмурившись, Егор со злостью приклеил плитку на потолок. Белый квадрат пенопласта тут же прилепился к потолку.
— И чего я тут делаю? — пробормотал Егор, но не ушел.
***
Лариса долго не решалась позвонить. Она сидела на кровати и смотрела в окно, пытаясь подобрать слова. Но слова упрямо не подбирались. Так дождавшись вечерних уколов, она все же решилась набрать Герману.
— Извини, что беспокою.
— Нисколько.
— Я не хочу ее забирать, — выпалила Лариса. Она подумала, что Герман будет спорить с ней. Начнет уговаривать. Осудит.
— Почему? — спокойно спросил он.
— Мне не получиться ее воспитать. Я думала, что могу. А на деле… Ну какая я мать? У меня ничего нет, кроме желания напиться. И я знаю, что история может повториться. Есть другие люди. Более сильные. У меня же сил нет.
— Они у меня есть. Я поделюсь. Ларис, ты права. У тебя не получиться ее поднять на ноги. Тебе сейчас нужно самой подняться. Мы с тобой оба знаем, что такое маленькие дети и сколько на них нужно сил. Оба понимаем, что такое алкогольная зависимость. Я знаю, что ты не справишься. Одна не справишься. Но я в этот раз буду рядом. А вместе будет легче.
— И как ты себе это представляешь?
— Как пять лет назад, когда я приезжал в гости. Вокруг дети бегают. Я кашу варю. Кто-то спрашивает, как яблоки сосчитать в тетрадке. Мне тогда понравилось.
— Жестоко было с твоей стороны тогда играть со мной.
— Я не играл.
— Ты не приехал, когда открыли границы.
— Ты не попросила помощи.
— Один раз попросила.
— Ты попросила не уезжать. Лариса, я не мог тогда остаться. Не из-за работы или семьи. Из-за тебя. Ты достойна лучшего парня, чем я.
— А чем ты плох?
— Мы с тобой из разных эпох.
— Поняла. Но сейчас ты говоришь…
— Что я тебе помогу. Просто буду рядом.
— Я поняла. Будешь помогать. Я поняла. Так правильно. Верно.
— Знаю, что тебе страшно. Но ребенку лучше будет с тобой, чем с чужими. Ты хорошая мать. Мы же это знаем. У тебя это в крови.
— Раньше было.
— Это и сейчас есть. Не бойся. Все будет хорошо. Завтра привезут коляску и кроватку. Я помню, как ты жаловалась на тяжелую три в одном. Помнишь польскую. У которой все время колесо отваливалось.
— Купил люльку? — удивилась Лариса.
— Угу.
— Это же не практично. На пару месяцев…
— Да ладно тебе. Один раз живем. Только вот цвет фиолетовый.
— Нормальный. Да и какая разница в какого цвете коляске возить ребенка? Он же еще не понимает.
— Какую комнату подготовить? Удобно с балконом. Поставил коляску туда и ребенок спит на свежем воздухе. Но у тебя она вызовет плохие воспоминания.
— А я не живу воспоминаниями. Надо жить настоящим, — ответила Лариса. — И комната ни в чем не виновата. Вот люди виноваты. Это да.
— Ты мать в квартире прописала?
— Нет. Она у себя прописана. Купила комнату в общежитие. Полный убой. Скорее всего чтобы обналичить маткапитал. Вот там она и прописана.
— Это хорошо.
— Я дура, но не настолько.
— Ты добрая.
— Дура, Герман. Это факт. Но давай не будем о грустном. Я попробую, но ничего не обещаю.
— У тебя все получиться, — ответил Герман. — Только не бойся.
Лариса выключила телефон. Убрала его под подушку. Легла на бок, поджав ноги. Грудь болела. Тело била лихорадочная дрожь. Все же возвращаться к нормальной жизни было сложно. Но она хотела вернуться. Боялась этих мыслей, но хотела.
На улице начало темнеть, но Лариса на это не обратила внимание. Она лежала в кровати и смотрела перед собой. Давно. В другой жизни. Он приехал без звонка. Просто открыл дверь ключом в один вечер и сказал, что погостит несколько дней. В итоге он гостил неделю. Мать Ларисе подкинула новорожденного Тимошку. Она попросила посидеть и ушла. Лариса тогда злилась. Ничего не успевала. Еще и мать Германа чувствовала себя неважно. Ее мучило давление. А тут приехал Герман и жизнь стала как-то резко проще. Лариса помнила, как он просто влился в их ритм, состоящий из кутерьмы, слез, игр и вечерних посиделок перед телевизором.
Тогда Герман принес свежий глоток воздуха. И этот глоток задурил голову. Она помнила, как попросила его остаться. Прямо. Без смешков и шуток. Она предложила ему остаться с ними. Они тогда готовили ужин. Лариса чистила картошку. Он лепил котлеты. Дети играли в коридоре. Сидели на полу и катали мяч.