Соседка по выходным не помогала, и Максим с неудовольствием предвкушал очередную тоскливую субботу. Ковыряться на кухне, вести Митю гулять, слушать его бесконечное: «Когда мама вернется?»

Да, удружила жена, ничего не скажешь. Надо ж было: между землей и небом зависнуть! И что дальше делать? Врач вон вчера сказал – растением, в дреме, Женька хоть десять лет еще проживет. Но ему-то как быть? Работать, хозяйствовать, Митю поднимать. И безо всяких перспектив – формально считается женатым.

Жена, когда ребенка обсуждали, клялась – игрушку лично для себя заводит. И слово сдержала – бессонные ночи, колики и прочая хлопотня Максима вообще не касалась. С Митькой общался, только когда сам хотел, а едва сын начинал подхныкивать, Женька подскакивала, забирала. Вырастила в итоге тепличный цветок, плаксу. Кто мог подумать, классический маменькин сынок в итоге на его плечи свалится?

«Не буду ничего готовить. Хлеба в тостере пожарю, колбасы порежу – пусть ест», – решил Максим.

Но приготовить упрощенный завтрак не успел – звонок в калитку. Кого еще черти несут? Опять, что ли, из правления явились насчет борщевика вдоль забора ругаться?

Максим сунул босые стопы в дачные галоши, пошел открывать. Вот те ну те! У забора пижонский «Инфинити» стоит. А у калитки – фря. Вся такая столичная, гармоничная, сумка из крокодила. Но сиськи нормальные. Волнуется, взгляд заискивающий:

– Вы Максим Юрьевич?

– Ну.

Ладная девка. И, похоже, горячая.

– Меня зовут Таня. Ваш адрес дали в больнице, где Евгения лежит.

– И чего дальше? – насторожился.

Сглотнула, начала торопливо объяснять:

– Я из волонтерской организации. Мы помогаем семьям, кто в трудную ситуацию попал. Знаю, что вы один с ребенком остались, работаете, бабушек нет. Вот я и приехала. Могу обед приготовить. С Митей поиграть. Свозить его куда-нибудь, если нужно.

Он взглянул с сомнением:

– Ты ради нас – на «Инфинити» – приперлась из Москвы за шестьдесят километров?

Чутка расслабилась. В глазах искорки полыхнули:

– Имелись варианты поближе, но меня не привлекло. Зачем мне таджикские погорельцы или мать-одиночка с шестью детьми? Лучше до вас прокатиться. Все равно суббота.

Да, с кисломордой соседкой не сравнить. И помощь на халяву всегда кстати. Но нет ли подставы какой?

Максим посмотрел пристально:

– А как твоя волонтерская организация называется?

– Никак, – пожала плечами. – Это просто чат у меня на работе. Туда скидывают информацию о тех, кому помощь нужна. У сотрудницы тетка в Зареченской больнице, она про вашу жену и написала. Без фамилии: просто что семья в сложном положении. А детали мне главный врач рассказал.

– А сама где работаешь?

– Рекламное агентство «Ясперс энд бразерс». Креативный директор.

– Нехило. Я б в свой законный выходной лучше в тренажерный зал сходил.

Усмехнулась:

– Я когда людям помогаю – заряжаюсь лучше, чем на фитнесе.

Ну да, ну да. Если «Инфинити» и сумка за много тысяч – чего бы добренькой не побыть.

Не очень приятно уязвимой категорией населения себя чувствовать. Сказать бы ей гордо: «Не надо нам ничего». И пусть катится. Но тогда придется и сегодня самому по хозяйству колотиться.

Он строго попросил:

– Паспорт покажи.

Протянула. Садовникова Татьяна Валерьевна. Москвичка. Не замужем. Год рождения увидел – вообще обалдел, лет на пятнадцать моложе выглядит.

Но на его раздевающий взгляд обдала холодом. Типа, даже подступаться ко мне не смей, босяк. Гордая. Ну, пусть портит свой маникюр.

Он усмехнулся:

– Ладно. Раз приехала – иди, помогай. Обеда как раз нет. И завтрака тоже.

* * *

Валера всегда учил: если врать, то близко к тексту.

В Танином агентстве действительно имелся чат: «Нужна помощь!» Чаще всего там просили контакты хороших косметологов или репетиторов для детей, но иногда и серьезные проблемы описывали. Так что запросто могли упомянуть про больную в коме и ее маленького сына без присмотра. Не слишком правдоподобно, что главный врач якобы сказал адрес, но Максим, по счастью, поверил.

Супруг у Жени – на лицо загляденье. И фигура нормальная. Но в домашних декорациях, в переднике и галошах на босу ногу выглядел весьма жалко. И, похоже, тяготился своей ролью соломенного вдовца. В доме бесприютное запустение. Засохший букет полевых цветов (еще Женя, что ли, собирала?), в коридоре пустые пакеты, обувь на грязных газетках.

В коридор выбежал пес – джек-рассел. Грозно тявкнул, взялся с подозрительной мордой обнюхивать Танину брючину. Зубы показывал острые, но она бесстрашно потрепала собаку по загривку. Та взглянула с удивлением, лизнула ей руку.

– Ишь, ты. Признал, – оценил Максим. И заорал: – Митька! К тебе гости!

Со второго этажа скатился худенький, бледный мальчик. С надеждой бросился к Тане:

– Вы от мамы?

– Господи, да ты совсем, что ли, помешался? – разозлился Максим. – Это просто тетя. Пришла с тобой поиграть.

– А зачем ей со мной играть? – серьезно спросил ребенок.

Садовникова улыбнулась:

– Чтобы ты не скучал. Пока мамы нет дома.

– Вы какая-то дальняя родственница? Или папа вам деньги будет платить?

– Дмитрий, слишком много вопросов, – строго сказал отец. – Покажи тете Тане свою комнату.

– Ну… пойдемте.

Они поднялись на второй этаж. В детской полный шкаф книг, на тумбочке малышовый учебник английского и потрепанные «Денискины рассказы».

Таня с сомнением взглянула на кроху:

– Ты уже читать умеешь?

– Конечно. Я осенью в школу иду! – Он взглянул умоляюще: – А вы мою маму видели?

– Да, – кивнула Таня.

– И как она?!

– Она… она пока не пришла в себя.

– Но долго еще ждать?

Садовникова потупилась. Врать нельзя, правду сказать – совсем невозможно.

У Мити на глазах выступили слезы. Он прошептал:

– Я подслушал… папа говорил… мама скоро умрет?

– Ерунду ты подслушал, – взорвалась Татьяна. – Чего твоей маме умирать? У нее стабильное состояние. Просто без сознания пока.

– А когда же она наконец поправится? – требовательно спросил мальчик.

– Нужно время, – промямлила Садовникова.

– Лично мне мама говорит, что уже скоро.

– Это как она тебе говорит?

Митя взглянул насмешливо: