«Кто же тебя так обидел, Артемида?

И как мне теперь жить?

Потому что настанет утро – и ты уйдешь.

Потому что все это только из-за ребенка.

И я, Марк Шохин, тут ни при чем».

Как всегда.

Утром он ее не узнал. Только когда Лида подошла совсем близко к деревянному столу, за которым сидел народ с мисками и ложками, и сказала: «А поесть-то что-нибудь осталось, а то я проспала все на свете!» – Марк понял, что это она, и не смог сдержать довольную улыбку. Лида была в шортах и черной майке без лифчика – это он сразу заметил, а волосы уложила, как Марк велел, в греческий узел. И шла походкой богини, сияя от счастья. Кто-то присвистнул, Захарова блондинка поперхнулась, а сам похмельный Захар взглянул на Лиду, отвернулся, потом взглянул еще раз и вытаращился в полном изумлении.

– Что, Захарчик? – спросила Лида, улыбаясь. – После вчерашнего голова болит?

Она села рядом с Марком, задев его бедром, и он покачал головой, усмехаясь: похоже, выпустил джинна из бутылки! Он так ею гордился, будто сам сотворил. А впрочем, так оно и было. Марк вдруг по-новому осознал миф о Пигмалионе и Галатее – только мужчина способен превратить кусок мрамора в настоящую женщину.

К ночи они, не сговариваясь, опять пришли на то же место у реки, и Лида первая его поцеловала: «Вчера был мой праздник, сегодня – твой». Марк вспомнил, как она сказала вчера: «Я так тебе благодарна – до неба!» А Лида, пристроившись ему под бок, тихонько вздыхала.

– Ты не озябла?

– Нет, ты горячий! Мне тепло. А знаешь, все девицы в экспедиции в тебя влюблены…

– Да ладно, влюблены! Это все так, детские игры на лужайке.

– Нет, правда, ты очень нравишься женщинам!

– Я знаю.

– И как тебе с этим живется?

Марк усмехнулся:

– Непросто.

– А почему? Это же хорошо?

– Да чего ж хорошего?

– Ну, ты же можешь… с любой…

– Глупенькая, да ведь любая-то не нужна! Нужна… особенная. Своя.

Лида засмеялась:

– Меня за всю жизнь никто ни разу не назвал глупенькой!

– Я не хотел тебя обидеть!

– Да нет, это прозвучало очень нежно. Ты такой милый!

В полутьме Марку было видно, как блестят ее глаза. «Что ж мне с тобой делать, Артемида? – думал он. – А с собой? Что мне делать со своей жизнью?!»

– Ты знаешь, я все время мечтала о девочке, а теперь ужасно хочу мальчика! Чтобы на тебя был похож.

– Я польщен. Ты скажешь мне, когда будешь знать?

– Конечно! Только ты не думай, это совершенно ни к чему тебя не обязывает, я сама справлюсь, тебе не придется ничего…

Марк поцеловал ее, потому что совсем не мог все это слушать.

А утром уехал.

Через полтора месяца Лида ему позвонила – получилось! Она сама узнала об этом еще в экспедиции, но хотела увериться точно, а то мало ли от чего задержка. Но Анна-Ванна раскусила ее сразу:

– Их, девка, а ведь ты беременна!

– Ничего подобного.

– А то я не вижу.

– Да еще точно неизвестно!

– Да ладно, чего там – неизвестно. Баба сразу меняется, когда залетела. От Шохина, что ли?

– Откуда вы все знаете, Анна-Ванна?!

– Знаю. Ты не бойся, я никому не скажу. Это хорошо, что от Шохина. Мальчик должен получиться.

– Правда? Почему вы так думаете?

– Вот посмотришь. А вообще, вы с ним парные, с Шохиным.

– Как это?!

– Ну, как варежки: правая и левая – разные, но одинакие. Так и вы. Два сапога пара. И внешне похожи, не замечала?

– Похожи! Да ну вас, Анна-Ванна, скажете тоже!

Но, придя в палатку, долго разглядывала себя в зеркале: «Парные?! Вот придумала Анна-Ванна! И чем мы похожи-то?! Только если ростом – оба высокие, длинноногие… Нет, ерунда». И опять – в который уже раз! – приказала себе: «Михайлова, не мечтай! Ты прекрасно знаешь: все это не для тебя. Забыла, чем заканчивались все твои мечты? Хорошо, если разбитым корытом!»

После звонка Лиды Марк приехал к ней в Москву, на «Сокол» (Люсик как раз очень удачно укатила в командировку), и они сразу же страшно поругались из-за будущего ребенка.

– Это и мой ребенок тоже! – кричал Марк. – Если ты думала, что я никак не буду участвовать в его жизни, ты ошибалась! Я не могу быть только строчкой в метрике!

– Но послушай!

– Ничего я не желаю слушать! Как ты себе это представляешь? Я что, по-твоему, стану спокойно жить, зная, что у меня где-то на стороне растет ребенок?!

– Марк! Нет, я не могу, – и она заплакала.

Марк опомнился: что же он орет как ненормальный? Она беременна, ей нельзя волноваться! А, черт! Он обнял всхлипывающую Лиду:

– Ну, прости, прости меня! Только не плачь!

– Я не могу! Это просто ужасно. Ты же совсем не планировал ничего такого.

– Не планировал, это точно.

– Вот! А я навязалась тебе со своими проблемами.

– Ой, навязалась!

– Я тебя вынудила…

– Да, конечно! Прямо изнасиловала.

Лида, наконец, засмеялась сквозь слезы:

– Ты просто невозможен!

– Послушай меня спокойно, ладно? Подумай сама: если я совершенно отстранюсь, как ты хочешь, что получится? Получится, что ты меня использовала, и все. Использовала для определенной цели, а больше я тебе не нужен. Знаешь, мне это вообще-то обидно, правда.

Лида, моргая, смотрела на него:

– Как-то ты меня запутал! Я все так хорошо продумала, а теперь…

– Продумала она! Что, тебе помощь не нужна? Ты прямо так одна со всем и справишься? Я же не лезу в твою жизнь, я не собираюсь отнимать у тебя ребенка! Но я – отец. И тебе придется со мной считаться.

– Я не хотела осложнять тебе жизнь!

– Я сам себе осложнил жизнь. Я большой мальчик и сам принимаю решения.

Лида вздохнула. Лицо у нее было несчастное, и Марк поцеловал несколько раз ее соленые от слез губы, она ответила, и некоторое время они самозабвенно целовались.

– Ну ладно, ты меня убедил. Прости! – А потом, опустив глаза и страшно покраснев, спросила: – А ты… останешься… на ночь?

И он остался. Всю ночь шел дождь, заливая косыми струями оконное стекло, метались по потолку тени от веток, то и дело завывала сигнализация на какой-то машине во дворе. Марку было непривычно и странно – в чужом доме, в чужой постели, рядом с чужой – своей, но чужой! – женщиной. Лида тоже не спала и о чем-то вздыхала время от времени. Марк чувствовал ее всю – теплую, томную после любви – и никак не мог привыкнуть: вот здесь, рядом, в глубине ее тела – ребенок! Его собственный ребенок!