За пятнадцать лет Настя много раз была в Касимове. Если для матери это было работой, то ей не было необходимости выходить в город. Его она тоже как будто наизусть выучила, и он давно не представлял для неё интереса. Настя включила мобильник, сама не понимая, зачем она это делает. Увидев привычное сообщение о поиске сети, Настя облегчённо вздохнула и выключила его. «Дима-а, у нас ещё есть пиво?» – резковатый женский голос из той же каюты. Нет сообщений, нет звонков – нет и проблем. Как же надоело ей за эту последнюю неделю, что она провела в Волгограде, отвечать на эти бесконечные звонки с дурацкими вопросами о том, как дела, как настроение, и всё такое! Ну какое могло быть настроение у двадцатилетней девчонки, расставшейся две недели назад с парнем после двухлетних отношений? По большей мере – ей просто хотелось сдохнуть. Так вот, не вставая с этой постели, в этой каюте. Просто сдохнуть под лёгкую качку в Рыбинском водохранилище. По меньшей – чтоб оставили в покое и ничего не спрашивали.

Единственное, что её увлекало, – это море людей на теплоходе. За неделю так привыкаешь к этим лицам, всё время мелькающим у тебя перед глазами, что думаешь, будто расставаться будет больно и грустно, обещаешь не терять связь, общаться, думаешь, это навсегда, а потом понимаешь: это всего лишь фантом. Иллюзия чувств, ложная проекция виртуального на реальное. Настоящая грусть и настоящая боль совсем другие. «Трёхмерные…» – сказал чей-то голос в голове у Насти. Это была Машка. Настоящие чувства, неважно какие, любовь или боль – трёхмерны.

* * *

В одиннадцать Настя забралась на верхнюю палубу, окрашенную в голубой цвет, и, постелив большое махровое полотенце, легла под жгучие лучи солнца. Через полчаса она начала испытывать лёгкое горячее покалывание на бёдрах и плечах. Пощипывание первого загара в начале июля. Дни тянулись долго, а лето представлялось теперь огромным и бесконечно ослепительным от солнца. Иногда ей казалось, будто Макс был уже давно, где-то в прошлой жизни, лет двадцать назад. Будто это была вовсе не она, а потом понимала, что пролетело всего-навсего две недели.

Солнце ушло за облако, значит, можно открыть глаза, не боясь, что ослепнешь от невыносимого блеска и света.

– Из-звините, – сказал кто-то за её головой. Настя неловко обернулась. За ней стоял коротко стриженный мужчина лет тридцати, в растянутых тренировочных штанах тёмно-синего цвета и мятой белой майке. То ли пьяный, то ли «с похмелюки», как выражалась буфетчица в университетском кафе. – Вы не з-знаете, во сколько мы отплываем?

– Полпервого, – ответила Настя, снова закрывая глаза.

– Спас-сибо, – поблагодарил мужчина и, непонятливо почёсывая затылок, пошёл вниз. Люди на берегу делали последние фотографии и покупали сувениры. Среди русских выделялась небольшая группа китайцев. Пять девушек и парень, выбравший себе, несомненно, самую хорошенькую из них.

– Смотри, не сгори, Аська!.. – шутливо-строгий голос Ольги. Она сидела рядом с Настей и держала в руке бутылку минеральной воды «Угличская». – Ты поела?

– Да, немного… – соврала матери дочь. С прошлого вечера у неё и крошки во рту не было.

– Надень-ка, я тебе купила на прошлой неделе в Угличе… – сказала Ольга, протягивая дочери белую льняную кепку, украшенную парочкой голубых цветочков из замши. Настя послушно надела. – Тебе идёт.

– Угу… – лениво промычала Настя.

– Сейчас внизу будет небольшой концерт. Русская народная песня. Народ очень просит. Буду вести одна, – говорила Ольга, отпивая воду из бутылки. – Вечером ещё один. Задолбали. Поможешь?

– Угу.

– Жарко. Искупаться не хочешь? Папа с Дашкой на берегу.

– Не хочется… – вздохнула Настя.

– Ну как хочешь…

Ольга снова спустилась на берег. После прогулок и экскурсий пассажирам было дано время на пляж и на искупаться. Настя встала с полотенца и подошла к поручню. Пляж в Касимове был довольно забавным – этакие песочные дюны. С верхней палубы было видно Дашку, растерянно стоящую у воды, и Ольгу рядом. Сначала Дашка не хотела лезть в воду, боялась. Интересно было наблюдать, как она с собой борется: то зайдёт, то выбежит, потом опять зайдёт, поглубже. Так продолжалось ещё минут двадцать. Ольге с большим трудом удалось вытащить её из воды, а когда наконец она Дашку достала, одела и на секунду отвернулась, она опять влезла в воду и искупалась прямо в одежде. Настя улыбнулась.

Когда теплоход отошёл, Ольга попросила Настю посмотреть за сестрой. Они лежали на верхней палубе вместе с ещё парой десятков полуголых пассажиров. Дашка нашла себе новое интересное развлечение – душ. Она обращалась с ним примерно так же, как и с речкой: то забежит, то опять выбежит. Ни секунды на месте. Приставала к загорающим на палубе. Одна женщина полила её из пульверизатора. Дашка сначала боялась, а потом вовсю лезла поливаться сама. Но очень скоро ей это надоело, и сестру потянуло на нижние палубы. Вверх-вниз по лестницам – и так несколько десятков раз. С такой не посидишь на месте – Насте пришлось одеться и исполнять свой долг. Дашка, схватив её за руку, потащила на нижнюю палубу в кинозал, где Ольга вела концерт русской народной песни. Свободных мест не было, и им пришлось стоять в дверях. Выступали двое: мужчина играл на баяне, а круглолицая женщина с короткими тёмными волосами в обычном домашнем халате – пела, а все, кто был в салоне, охотно ей подпевали. Сильный и пронзительный голос, типичный для подобных песен. «…прошу тебя, в час розовый, напой тихонько мне, как дорог край берёзовый в малиновой заре…»

Настя стояла у стены, держа Дашку за плечи, чтобы та не бегала и не мешала выступлению. Ольга увидела их в зале и улыбнулась. Потом мужчина пел один. Все слушали, затаив дыхание. В этот момент Дашка выскользнула из рук и снова побежала наверх по лестнице, и Настя за ней, слыша на бегу грустный мотив: «…а в августе расцвёл жасмин, а в сентябре – шиповник. Приснился я тебе один, всех бед твоих виновник…»

К вечеру Дашка нашла себе компанию и пошла играть с девочками-пассажирками в карты, а перед концертом авторской песни получила в подарок от капитана апельсин. Мягкие бежевые кресла в музыкальном салоне стояли полукругом, и, как всегда, на всех не хватало. Пассажиры сидели у дверей по двое-трое, а за ними стояли ещё с десяток. Посередине удобно уселся пьяный мужчина, который спрашивал утром у Насти, во сколько отплывает теплоход. Сейчас он был не менее пьян и весел; сидел, расстегнув спортивную куртку на голом теле почти до живота. Левой рукой обнимал женщину в ядовито-розовом спортивном костюме. Пьяная парочка. Настя их заметила ещё в первый день круиза. Тёмные волосы, тёмные глаза. Необычные, бархатные, как будто детские. В ходе концерта розовая девушка оказалась одной из самых активных, участвовала почти во всех конкурсах, танцевала, пела и отгадывала загадки. Муж бурно ей аплодировал, выползал на коленях на середину салона, лез к ней обниматься и целоваться. Парочка вызывала у Насти улыбку. Смешные, пьяные и, видно, жутко влюблённые. Наверное, только недавно поженились.

Девушка неплохо пела. Из всего разноголосия она единственная попадала в ноты.