глупо, но мне и впрямь казалось, что в любви мне признается незнакомец, поэтому я растерялась. Фотографию я больше не открывала, чтобы немного стереть впечатление чужеродности. Мой Никита, другой, не такой яркий, но добрый и нежный. Вот мой образ, и я решила пока отбросить постороннее и сфокусироваться на общении.

«Прости, таких слов в ответ, я пока сказать не могу, но я не хочу, чтобы ты расстраивался! Ты мне дорог. Ты мое солнце!».

«Для себя я уже все решил. И торопить тебя не собираюсь, думаю, у нас еще много времени впереди».

Мы еще немного пообщались, только вот чувство неловкости меня так и не покидало. Особенно когда, прощаясь, он снова повторил слова любви, я совсем раскисла. Обычно отвечаешь хотя бы «я тебя тоже», но я же не отвечала ничего. Всего лишь пожелала приятных слов. Ответили бы мне так, было бы обидно. Однако пока, большего сказать ему я не могла.

В итоге спать улеглась в каком-то разобранном состоянии. Уснула не сразу, крутясь со стороны на сторону, но, когда усталость взяла верх, поняла, что вижу во сне Никиту, но не с фотографии, а фантом. Человек с размытым лицом, но я точно знала, что это он. Как обычно во снах, происходила ерунда, но воспринималась она крайне серьезно. Мы от кого-то убегали. Перемещались в пространстве, прятались в заброшенных зданиях. И на протяжении всего сна не покидала мысль, что с Никитой может произойти нечто плохое и я его вот-вот потеряю. Я резко открыла глаза, потому что начала плакать во сне. Внутри невообразимая грусть. Понадобилось немного времени, чтобы отойти от неприятных ощущений. На улице уже светало, так что засыпать снова не было смысла. Я встала, но отдохнувшей себя не чувствовала. Душевное состояние и вовсе гадкое. Чувство вины, вперемешку с растерянностью. Нужен перерыв. Передышка. Дома я решила не задерживаться, а сразу отправиться на работу. Мне очень хотелось написать Никите и посмотреть, писал ли он. Но последними остатками силы воли я переборола это желание и отправилась выполнять должностные обязанности. Дел навалилось немерено, чему я порадовалась. На душевные муки времени не было. Голову загрузили рабочими проблемами, тем самым освободив меня от головной боли, до которой доводили мысли о Никите. А в минуты покоя, так и подмывало зайти в сеть, но находились новые задачи, приходилось их решать и момент переписки вновь оттягивался. В самом конце рабочего дня, когда все руководство отправилось по домам, я выдохнула сев за свой стол и включила браузер, с моей страничкой. Никита писал о бессоннице, при этом извинялся, что жалуется мне. Писал, что будет ждать ответа, а до тех пор беспокоить меня не будет. Я чуть не расплакалась от жалости к человеку, которого игнорировала целый день. Мало того, что вчера обещание не сдержала, так он еще и фотографию показала и в любви признался. Открыл свои чувства, а что делаю я? Пытаюсь разобраться с тараканами в голове? Разве я сама не втюрилась? Разве не испытываю влюбленность? Разве не скучаю? Нет смысла тянуть дальше! Письмо мое было длинным, в нем были и извинения, и восхищения, и признания. Не в любви, но в чем-то с ней схожем. Я не стала перечитывать сообщение, а сразу отправила.

«Даже представить себе не можешь, как я рад!».

И я представила.

Глава 3

Через месяц мы уже считали себя парой. Выглядело все это странно, но я воспринимала его как своего молодого человека. Это способствовало моим отказам другим парням сходить на свидание или просто познакомиться. Мы с Никитой в «семейном положении» поставили одинаковые статусы. Сначала изменил он, а потом и меня спросил: «А ты считаешь, что у тебя есть тот, кто тебе нравиться?». С улыбкой на лице, я изменила статус, скорее, чтобы порадовать Никиту. На таком расстоянии сделать для него могу немного, поэтому приходиться доказывать свои чувства такими мелочами. Мы не пользовались видеочатами, в основном из-за меня. Мне было неловко, страшно, не по себе, но говорила, про особенную первую встречу. Мы уже говорили об этом, без конкретики — кто к кому приедет и когда — но оба знали, она неизбежна. Так проходили дни и недели. Мы обменивались снимкам, и я понимала, что растворяюсь в человеке почти без остатка. Просто слова «целую» и «обнимаю» меня уже не устраивали. Мне этого было мало. Я хотела большего. А главное, периодически, у меня возникало чувство ревности. Когда его не было в сети или даже просто от того, что он далеко и я не могу к нему прикоснуться. Он вне досягаемости, вне поля зрения и это постепенно начинало раздражать. Он все время повторял «я твой», «ты моя и только моя», а я хотела закрепления действиями. Чтобы прижал к себе и прошептал это на ухо. Чтобы поцеловал и сказал, что любит. Как же мне этого хотелось. Я становилась жадной. Больше общения, больше писем, больше слов. Все свободное время я посвящала ему, а все остальное задвинула на задний план. Единственный, кто еще мог добиться от меня внимания, был отец. Но даже с ним я торопилась проститься, чтобы примчаться домой и включить компьютер. На фоне такого душевного состояния, я сильно похудела. Аппетита не было вовсе, отчего папа хотел начать бить тревогу, но я еле нашла нужные слова, чтобы его успокоить.

В один день, я поняла, что больше так не могу. Встав рано утром, я поехала на вокзал за билетами. Впереди намечалось три выходных. Я намеревалась воспользоваться ими сполна. Сообщив об этом Никите, в ответ получила сообщение, что у него на руках тоже есть билеты. Он освободил себе эти три дня и собирался преподнести эту информацию в виде сюрприза, но я его опередила. Конечно, разумней было бы пригласить его к себе. Но тут уже назревали вопросы, которыми я не хотела озадачиваться. Где поселить его? Если у себя в квартире, то как объясню отцу, кто это и что тут делает? Папе о Никите я еще ничего не рассказывала, потому что наше положение не такое простое, как если бы мы жили в одном городе. Он однозначно меня не поймет и не оценит мой замысел. Поэтому я решила ехать к нему и попросила его сдать билеты. Никита сначала заартачился, но потом согласился со мной.

Кое как отработав остаток недели, я день в день собрала сумку и вечером села на ночной поезд. Восемь часов, и я на месте. Жара