в роли ее старшей сопровождающей на одном балу в 1809 году. Всевозможные книги о хорошем тоне, поведении и этикете наставляли молодых женщин эпохи Регентства, что любые проявления дружелюбия и знаков внимания к мужчинам аморальны. «Легкое прикосновение, рукопожатие» было одним из немногих допустимых способов выражения женщиной своего особого почтения, как следует из книги по этикету «Зеркало граций», изданной в 1811 году, вот только одаривать им «всех подряд» считалось «бестактной экстравагантностью». Зато этот учебник рекомендовал читательницам без стеснения использовать рукопожатие «с показным неудовольствием и брезгливостью» для отваживания неугодных и прилипчивых ухажеров.

На брачном рынке, однако, откровенно флиртующая и острая на язык мисс Аклом все равно ходила в фаворитках. Любая дама, сочетавшая благородство кровей с заманчивым приданым, пользовалась послаблениями и могла позволить себе такие вольности, как Эстер, которой вообще многое прощалось с видимой легкостью. На самом деле, перспектива получения внушительного наследства или богатое приданое были заведомо и по вполне понятным причинам главным достоянием девушки, ищущей любви. За это, вне всяких сомнений, сходили с рук не только дурные манеры и бестактное поведение, но и отсутствие красоты или шарма. Надо полагать, именно это имела в виду миссис Спенсер-Стэнхоуп, когда отозвалась о некоей мисс Шакбург: «Округ [избирательный] и двенадцать тысяч в год – вот о чем, должно быть, думает каждый сподобившийся помыслить о ней».

Юные и заведомо богатые особы обычно оказывались на осадном положении с первого же их лондонского бала, если не раньше. Ну а уж если помимо несметных сокровищ они обладали еще и на зависть милым личиком цвета сливок в обрамлении черных кудрей и ладной фигурой, как леди Сара Фейн, то фурор производили полнейший. Ее дебют при дворе «привлек туда всех юных красавцев и молодых аристократов семьи и моды», – извещала читателей Morning Post в феврале 1803 года. В отчете поименно перечислялись виконт, граф и два маркиза, а затем сообщалось о главном: «Ее светлость – наследница 45 000 фунтов в год и, как следствие, воистину дорогое дитя».

Леди Сара Фейн (впоследствии леди Джерси), светская львица эпохи Регентства, патронесса клубов Альмака

Отец леди Сары, десятый граф Уэстморленд, прославился в 1782 году тайным венчанием с ее матерью Сарой Чайлд, дочерью и наследницей банковского магната Роберта Чайлда. Тот, возмутившись этой выходкой новобрачных, поклялся, что ни один будущий граф не получит ни пенса из его огромного состояния и оставил завещание в пользу Сары, своей старшей внучки, а не ее старшего брата лорда Бургхерша. Ну а поскольку Сара отличалась небывалой по тем временам болтливостью, всем вскоре стало известно, что по достижении совершеннолетия ей будут причитаться по наследству годовой доход почти 60 000 фунтов и поместье Остерли-парк в Мидлсексе.

Ухаживания и комплименты обрушивались на любую до неприличия богатую женщину, и кавалеры преследовали Сару не только при дворе, но и буквально повсюду вплоть до закрытых загородных вечеринок; они призраками обступали ее ложу в опере и чуть ли не на дуэли друг друга вызывали, сражаясь за право пригласить ее на тур танца в бальном зале. Размер состояния также превращал ее в одну из любимых тем светских бесед наряду с гаданиями относительно того, кто из вьющихся вокруг Сары красавчиков влюблен в нее саму, а кто без ума от ее банковских счетов. Вскоре появились два по-настоящему серьезных претендента на ее руку и сердце с приданым. Лорд Джордж Вильерс, сын и наследник титула и состояния графа Джерси, слыл писаным красавцем и великолепным наездником и по всеобщему мнению был «по-настоящему и воистину влюблен» в Сару. Главным же его соперником являлся молодой дипломат лорд Гренвиль Левесон-Гоуэр [6], подобный Адонису младший сын маркиза Стаффорда. Предположения о том, кто из двух воздыхателей возьмет верх, и язвительная критика манеры обращения наследницы по отношению к ним заполнили страницы писем хозяек светских раутов и завистливых соперниц. «В жизни еще не видела такого кокетства, какое в среду ночью явила леди С. Ф. лорду Г.», – неодобрительно писала, к примеру, та же Гаррио. Но победу в итоге одержал все-таки лорд Вильерс, к которому, как позже выяснилось, Сара давно была неравнодушна.

Если уж современницам было обидно за свою неспособность тягаться с величайшей наследницей эпохи, то можно себе представить чувства двух обойденных долями младших сестер-погодков Сары – леди Аугусты и леди Марии Фейн. Обе, конечно, в бедности оставлены не были, а получили от дедушки в наследство по 10 000 фунтов каждая, но разово, и еще по 30 000 фунтов им причиталось с сестры, когда той исполнится двадцать один год. Хотя в ту пору вполне можно было рассчитывать выйти за старшего сына – наследника титула или обширного землевладения и с приданым около 5000 фунтов, а имея 10 000 фунтов и вовсе найти себе самого что ни на есть респектабельного жениха, и у тех, кто мог привнести в совместный семейный бюджет еще в два-три, а то и четыре раза больше, шансы неизбежно также повышались в разы. Однако сестры Фейн были далеко не единственными обладательницами подобного наследства. Младшим детям Спенсеров, похоже, были обещаны доли по 20 000 фунтов каждому; а их дядя, герцог Девонширский, отписал как Джорджиане, старшей сестре Гаррио, так и своей внебрачной дочери Каролине по 30 000 фунтов [7].

В любом случае у леди Сары Фейн, как наследницы, было определенное преимущество над среднестатистической хорошо сложенной и миловидной лицом женщины. У нее был не только целый сонм красивых поклонников, но еще и широкий выбор перспективных женихов из их числа. Какой-нибудь середняк из младших сыновей не считался вправе претендовать на руку дочери столь высокородного дворянина, пусть и всего лишь с разовыми 10 000 фунтов в качестве приданого. Ведь всего его профессионального дохода вкупе с возможной долей в наследстве близко не хватило бы на то, чтобы обеспечить ей и их возможным будущим детям привычный для нее стиль и образ жизни, даже если приплюсовать к ним 500 фунтов в год процентов с ее собственного капитала, пожелай она пустить его в рост. А вот женщина с отписанными на ее имя 10 000 фунтов в год (не говоря уже о 60 000 фунтов годовых) вполне могла себе позволить выйти замуж за любого избранника из своего круга, даже если он не унаследовал ни имения, ни собственной доли фамильной ренты. Ей не нужно отметать с порога кандидатуры наподобие доблестных военных, которым еще только предстоит показать себя во всей