class="p1">— Я буду светить фонариком. Тут неглубоко, смелее правьте. Кнуты у вас есть?

Лошади легко преодолели барьер. Однако на льду они скользили, шарахались в стороны, пугаясь неясных силуэтов и ночных теней. Буран, идущий впереди, во главе отряда, услышал женский голос:

— Забавная ледяная эпопея. Точь-в-точь как в рассказе Горького. Помните, Хамзин? Не хватает только ледохода и блюстителей порядка, чтобы нам дали острастку за глупость. Не правда ли?

Буран не читал этого рассказа. Его беспокоило другое: как перебраться теперь на тот берег? К счастью, левый берег был более крутой, поэтому просвет воды уже.

— Вперед! — скомандовал он вороному. Первые сани переправились благополучно.

Оставалось перевезти последние сани. Буран сказал, обращаясь к высокому, сухопарому, с длинным носом мужчине:

— Вы садитесь в сани и сами правьте.

Войдя в воду, конь испуганно шарахнулся в сторону, и женщина, слабо вскрикнув, свалилась в черную расщелину. Это было так неожиданно, что Буран, стоявший неподалеку, едва успел вскочить в воду и схватить женщину на руки.

На берегу, скинув тулуп, к великому удивлению парня, женщина засмеялась.

— Так я и знала, что нам не обойтись без купанья! — говорила она, расстегивая пуговицы пальто. — Теперь, будьте добры, разожгите костер. Мне надо обсушиться и переодеться! — Взглянув на Бурана, она добавила: — А вам, рыцарь, спасибо. По нормам старинных романов я теперь должна выйти за вас замуж.

Буран пропустил мимо ушей неуместную шутку и, собрав хворост, развел огонь. Пока женщина переодевалась, мужчины отошли в сторону.

— Вы наш спаситель, — улыбнулся высокий мужчина. — Без вас мы совсем пропали бы.

— Вам нужно бы переждать недельку, — посоветовал Буран. — Время опасное. Могло случиться и несчастье.

В разговор вмешался другой всадник, щуплый, среднего роста:

— Мы не могли отложить свои выезд… А сами вы откуда и куда держите путь?

— Из армии — домой! — ответил Буран. — Я вас оставлю здесь — тороплюсь! Если придется ехать через Карасяй — аул тут рядом, в нескольких верстах, — то милости прошу. Любой укажет вам дом Бурана Авельбаева.

Высокий пообещал:

— Обязательно заедем, хотя мы и торопимся в горы. Кстати, если вздумаете искать работу, имейте нас в виду. Нам понадобятся люди. Спросите геологов из Москвы.

— Пока!

— Бывай здоров, молодец!

Женщина, стоя около костра, держала перед огнем большую шаль, поворачивая ее то одной, то другой стороной к огню. Тень в несколько раз больше ее самой прыгала по снегу.

Увидев, что Буран уходит, женщина обернулась.

— Не забывайте нас. Приходите к нам в экспедицию, будем вместе искать нефть.

Неужели она не может говорить просто, без шутки? Откуда тут нефть? Это ведь не Кавказ!

4

С трепетным ожиданием и волнением, понятным только тем, кто надолго отлучился из родных мест, подходил Буран к Карасяю. Он шел вдоль берега, сокращая путь.

Здесь совершенно неожиданно он увидел Шаймурата. Вот уже кого не думал встретить на пустынном берегу!

— Здравствуй, Шаймурат-бабай![2] — протянул руку Буран.

— Ба, Буран, сын Закира, если не ошибаюсь! — обрадовался старик. — Не из армии ли так поздно возвращаешься?

— Из армии. А вам почему не спится?

— Третьи сутки аул охраняю, — с достоинством ответил Шаймурат. — Сам знаешь, Белая не любит шутить.

— Сельсовет заставил, что ли? — улыбнулся парень.

— Собственная душа — лучший сельский Совет, — недовольно пробурчал старик. — Дома знают, что приедешь?

— О том, что приеду, знают. Не знают только, что сегодня.

— Так торопись.

— Есть торопиться.

Аул укладывался спать, из окон косо падал свет тусклых керосиновых ламп. Редкие пешеходы, узнавая Бурана, приветствовали его, а те, кто не узнавал, провожали любопытным взглядом.

Затаив дыхание подходил он к отцовскому дому. Остановился перед воротами, чтобы передохнуть. За его отсутствие постройки будто изменились, изба представлялась ему более высокой и просторной. Проворчали петли ворот. Перед Бураном открылась унылая картина: баня как будто вросла в землю, покосился забор, все стосковалось по молодым и сильным рукам хозяина. Наконец-то он дома!

Мать, услышав голос сына, дрожащими руками отперла дверь и прильнула к его плечу. Он не услышал ни плача, ни радостного смеха. Старая женщина только чуть прислушивалась к сердцу сына. Ее маленькие сухие руки поискали друг друга за его спиной, но пальцы не переплелись: сын возмужал, раздался в плечах.

Первым пришел в себя Буран. Ласково снимая ее руки с плеч, он сказал:

— Вот и служба кончилась! А отец где?

Про себя подумал: «Проседь выступила даже на бровях. Как она согнулась!»

— Где же ему быть, как не в канцелярии, — поспешно ответила мать. — Его назначили сторожем при правлении. Заделался теперь активистом, на все заседания ходит. В этом самому Ясави не уступит…

Возвращение солдата — большое событие в Карасяе. Несмотря на поздний час, в дом пришли гости: дальние и близкие родственники, соседи и просто односельчане, которые успели узнать о возвращении Бурана. Добрая весть облетает аул на крыльях ласточки.

Мужчины крепко жали руки. Женщины, умиленно поглядывая на него, осторожно расспрашивали о проведенных вдали годах. Девушки жались к двери, мальчишеские лица облепили окна.

Подошли сверстники, уже отслужившие в Красной Армии. Тут были неразлучные соседи Ибрагим и Халил, известный силач рябой Давлет, который сам себя величал «председателем союза рябых». Давно ли Буран уезжал с ними на одной телеге в райвоенкомат?

— Шел домой, вижу — у вас свет. Нет, думаю, это неспроста. Дай-ка загляну, — говорит Давлет. — До отделенного дослужился?

— Как видишь.

— Мой Мансур тоже к морю уехал служить. Не приходилось встречаться? — спросила одна из соседок.

Давлет расхохотался.

— Что ж вы, енгяй[3], думаете, море такое же маленькое, как наше зеленое озеро на вершине Девичьей горы? Поднял глаза — и увидел карасяевца?

Дочь председателя Магира застенчиво спросила:

— Не страшно у самого моря? Говорят, там бывают бури посильнее наших метелиц?

— Бывают и посильнее.

— У меня нога легкая, непременно быть в этой избе свадьбе, — тараторила тем временем вдова Хадича.

Буран стоял возле печки, смущенный и взволнованный всеобщим вниманием. В избу набилось столько народу, что он не знал, как всех принять, кому отвечать, куда усадить.

Прибежал запыхавшийся отец. Проталкиваясь сквозь толпу гостей, он суетливо говорил:

— Сидим, значит, с Ясави, ведем счеты-расчеты. Вдруг говорят: «Дядя Закир, твой сын вернулся». Пришлось отложить заседание. Ясави вскоре сюда придет. Здравствуй, сын! Вижу, вытянулся, стал добрым молодцем. Весь в меня, — сияя, сказал он.

При последнем замечании Закира по избе прошел смешок. Мало походили друг на друга маленький, сухонький старик и его сын, стройный, высокий парень. Вдова Хадича, которую все звали Мухой, с иронией заметила:

— В самом деле, издали вас можно перепутать!

Старик не обиделся. Он обратился к жене:

— Ради такого радостного события