— Не знаю, — пожал плечами Сидор, — Я квартплату задолжал за пятнадцать лет. Но разве за это сажают?

— О, — с сочувствием произнес лысый, — Еще как сажают. Лет пять, не меньше теперь батрачить будешь на коллекторское агентство и Свободный кредит, — и в подтверждение вся камера неодобрительно загудела.

— Присаживайся, — указал на прибитую к полу табуретку у стола, лысый.

Сидор присел, положив узелок на колени.

— Не бойся, здесь не бандиты и насильники. «Здесь все, в основном долгожители», — произнес лысый, вставая из-за стола и подходя к койкам у левой стены.

— Кто, — удивленно спросил Сидор.

— Кто за долги сидит, — усмехнулся лысый, — Вот ребята из Казахсада, — похлопал он по кровати на верхнем ярусе, на которой сидело несколько смуглолицых азиатов, — Строители, Гастарбайтеры. Плитку укладывали три года в Кваскве. С ними Заказчик не рассчитался, а у них за общежитие долг накопился. Забрали.

— А еще мы космодром Важный строили для Министерства Обороны, — с гордым видом добавил один из Казахсадцев, и разведя руками, добавил, — Но мы им там за питание и спецодежду тоже должны остались.

Эти, — перешел к другой кровати лысый, на которой сидело несколько сонных мужичков, разного возраста, — Твои коллеги, можно сказать. Профессиональные неплательщики. Квартплата, парковки, штрафстоянки, платные дороги. Что еще забыл?

— Алименты, — громко зевнул в ответ, рыжий, небритый дядька.

— Это, так называемые подпольщики, — подошел к третьей кровати лысый, — Я тоже к этой касте отношусь.

— Революционеры что ли, — уточнил Сидор.

— Наоборот. Контрреволюционеры, я бы сказал, — усмехнулся в ответ лысый. — Подпольное производство товаров народного потребления, самогоноварение, нетрадиционная медицина и прочее.

— Раньше такие в гаражах работали. У меня друг, Петрович. Как раз оттуда и поднялся. Теперь президент ОПИИБ. «Может слышали», — самодовольно произнес Сидор.

— Раньше проще было, а теперь это все так называемая неучтенная налогообложением деятельность. Сейчас с этим строго. Будем теперь в тюрьме гасить налоги, — ответил лысый, переходя к последней кровати, на которой сидели, молодые ребята, в татуировках.

— А это как раз те самые революционеры, — представил их лысый, — Уличные художники.

— Вы же говорили, что здесь только за долги сидят, — вспомнил Сидор.

— У нас в стране демократия. По политической статье никого не сажают. Вот их настенные рисунки и подвели под уличную рекламу. А за это надо оформлять и лицензию платить мэрии, — пояснил лысый, — Вот ребятам и выставили счет на три тысячи нано биткоинов.

— Это сколько будет по-старому, — попробовал подсчитать Сидор.

— Тоже по двушечки каждому, общественных работ, — ответил, лысый, — Теперь ты всех знаешь.

— Про меня забыл, Котовский, — раздался хрипловатый голос и из темноты кроватей первого яруса, на свет вылез старик, в старомодном, костюме- тройке и шляпе канопе.

— Концерович, — приподнимая шляпу, представился старик, — Специалист по антиквариату. По классификации господина Котовского, отношусь к тем самым подпольщикам.

— Продавал квасковские иконы на Запад, — добавил лысый.

— Я думал, их давно уже продали все, — удивился Сидор.

— Правильно, — усмехнулся, господин Котовский, — Он же подделки им отправлял.

— Да, не буду возражать. А прокурор счет выставил как за подлинники, — с сожалением ответил старик Концерович и стал внимательно разглядывать сюртук Сидора.

— Что-то не так, — отступил назад Сидор.

— Скажите, молодой человек. «Откуда на вас эта старинная вещь», — спросил Концерович, протирая рукой пуговицу сюртука.

— Это от племянника Варвары Петровны осталась. Помещицы Етьской — неуверенно ответил Сидор.

— Прекрасно, прекрасно, — обходя вокруг Сидора и разглаживая руками сюртук, с придыханием произнес Концерович. — Это же восемнадцатый век. Ручная работа.

— Девятнадцатый, — поправил Сидор.

— Нет, — уверенно произнес Концерович, — Это пуговицы в девятнадцатом пришили, а сам сюртучок, из царского гардероба будет. Дорогая вещь, я вам скажу.

— И насколько сможет потянуть, — прищурившись, поинтересовался Котовский.

— Затрудняюсь назвать точную сумму, — задумчиво произнес Концерович, — Но думаю с избытком хватит, чтобы погасить все долги присутствующих в этой камере и еще на мороженное останется.

После этих слов Концеровича все взоры сидящих обратились в сторону Сидора, а в камере нависла долгая не двусмысленная тишина.

— Я в принципе не против, — прервав тишину, извиняющимся тоном произнес Сидор, — Но кто его здесь купит?

— Это я возьму на себя, — уверенным жестом успокоил Концерович и обратился к Котовскому, — Мне нужна связь с внешним миром.

— Сейчас попробую, — пожал плечами тот и, подойдя к двери, постучал условным сигналом в небольшое металлическое окошко. Через некоторое время, створки распахнулись, и в проеме показалось черное лицо надзирателя.

— Чего хотел Котовский, — с сильным акцентом, белозубо произнес тот.

— Мне надо позвонить дяде, срочно, — лениво в ответ Котовский.

— У вас не осталось средств на телефоне Котовский, — покрутил телефоном в окне каебунец.

— Это я буду звонить, бледнолицый, — подошел к окошку Концерович, — Тебе положат на номер сколько надо.

— Десять нано биткоинов, — произнес в ответ тюремщик и протянул телефон Концеровичу.

— Где вас только таких жадных набирают в тюремщики, — раздраженно произнес Концерович, забирая телефон и набирая номер. — Але, Моисей Маркович. Вечер добрый, Концерович. Нет, пока еще в тюрьме. Но надеюсь, сегодня освободиться. Короче слушай. У меня здесь отличный пиджачок имеется. Старинной работы. Я тебе сейчас его сфотографирую и отправлю. А ты пока на сайт Новоквасковной тюрьмы зайди и посмотри общую задолженность по пятнадцатой камере. Все, перезвоню, — и он, отключив телефон, протянул его Котовскому. — Будьте добры, сфотографируйте этого пижона и отправьте фото куда я только, что звонил.

— С вас еще двадцать нано биткоинов, — просовывая голову в окошко, добавил тюремщик.

— А это еще за что, — с негодованием посмотрел на него Концерович.

— Десять за фото и десять за повторный звонок, — белозубо уточнил каебунец.

— Что за народ эти Каебунцы, хуже евреев, — покачал головой Концерович.

Котовский в это время, установил вспышку и сделав несколько фото Сидора, отправил их на номер Моисей Марковича. Тот, не заставив долго ждать, сразу перезвонил. Котовский включил динамик и направил телефон на Концеровича.

— Замечательный пиджачок, — раздался из динамика голос Моисей Марковича, — Я уже договорился с одним ломбардом в Лондоне. И они готовы покрыть все расходы.

— Не кричи так громко. Здесь уже люди спать ложатся, — недовольно перебил его Концерович, — И что мы можем с него себе позволить?

— Все, — небрежно ответил Моисей Марковича, добавил, — Я, имею ввиду погашения всей задолженности по пятнадцатой камере, и два билета в Лондон на утренний рейс. Ждите. Через час буду в тюрьме, — коротко ответил Моисей Маркович.

Как только телефон отключился, в камере началось радостное оживление. Народ стал собирать свой нехитрый скарб и каждый старался подойти к Сидору, пожать руку, обнять или похлопать по плечу.

— Аккуратно, аккуратно. Пиджачок не попорите, — отгонял Концерович особо рьяных от Сидора, — Нам его еще в Лондоне достойным людям показывать.

Через