ступила нога Нонны Павловны. На улыбку мне не ответили, и по суетливой озабоченности Анны, открывающей перед новым сотрудником дверь, я поняла, что даме нехорошо. С недовольным и каким-то брезгливым видом женщина уселась и осмотрела помещение. Поинтересовалась, кто сделал нам тренажёр. Анна ответила, что мусульманин. Поджав губы, Нонна Павловна изрекла:

— Ну, вот… ещё бы его в истинную веру привести.

Не знаю, зачем я сказала, что ему и в своей неплохо. Живёт человек и творит добро.

— Но нужно ведь думать о Той жизни.

Я чуть не выругалась. Бросила рюкзак на стул, схватила тачку и помчалась за дровами. Перед началом занятий нужно затопить печи, чтобы помещение успело согреться к приходу детей. Вернувшись с дровами, я увидела, что больная, продолжая скорбеть, усаживается именно на тот стул, где лежали мои вещи и протягивает Анне руку для измерения давления.

Претензию немолодой дамы с мучнистым лицом работать в организации, основная цель которой — пропаганда здорового образа жизни, я оценила. Как и милосердие руководителя. Будет кощунством предположить, что полумёртвый вид был призван лишь ослабить внимание двух главных противников участия этого психолога в проекте — двух тренеров, которые также имели психологическое образование и немалый опыт в данной сфере. Недомогание было самым настоящим и не вызывало сомнений. Поэтому, когда обнаружилось, что дети на занятия не пришли, почётному больному предложили самое тёплое место у печки и начался методический совет, он же Решительное Наступление Нонны Павловны. Ловко захватив роль медиатора собрания, она стала пытливо задавать вопросы, суть которых сводилась к одному: «Как вы до сих пор могли обходиться без меня?».

Тренер по вольтижировке, Валентина, не выдержала первой:

— Послушайте, у нас есть директор, который решает, какой специалист нужен в команде. Меня попросили помочь, я приезжаю один раз в неделю, делаю свою работу и уезжаю. Поэтому я не хотела бы тратить время на то, чтоб вы меня убеждали в своей полезности.

Я также высказалась в том духе, что не вижу в структуре занятий места для специального психологического тренинга, что все психологические умения и навыки должны передаваться личным примером, что дети должны видеть адекватное взаимодействие взрослых, а искусственных тренингов им не нужно. Последовала пространная тирада о том, как нужно учить ответственности. Вот сегодня дети на занятия не пришли, а ведь это вопрос ответственности… Я уже не стала спорить, хотя черти дёргали меня сказать о таком способе обучения ответственности, как забота о собственном здоровье. Валентина (возможно, из желания избежать анализа причин отсутствия детей на её занятии) благословила святой порыв и поспешила удалиться вместе с директором, а я осталась обсудить нюансы психологической работы. Нонна Павловна цепко держала инициативу. Она попыталась создать со мной коалицию против Валентины, опираясь на факты, с которыми не поспоришь. Да, я согласна, она слишком напирает на достижения, конкуренцию, естественный отбор. Да, она игнорирует то обстоятельство, что дети принадлежат семьям и не могут быть успешнее родителей. Но она ведь единственный среди нас тренер с чемпионским титулом, профессионал в конном спорте.

Я понимала, зачем Нонна Павловна с таким напором ломится в проект. Но я никак не могла взять в толк, почему она выбрала такую нелепую стратегию. Можно ведь просто было сказать, что она больше не хочет работать в детдоме, где ей вдвое снизили зарплату, что она думает как-то зарекомендовать себя здесь, чтобы потом двигаться к собственным целям более уверенно…

Мы поговорили ещё о моём опыте работы. Она узнала, что я семейный психолог, много лет посвятила системному подходу; спросила, делала ли я расстановки по Хеллингеру и случались ли у меня такие ситуации, когда клиент не мог сбросить с себя те переживания, с которыми столкнулся в роли заместителя. Я сказала, нет, такого не случалось, потому что я перед началом занятий объясняю людям принцип работы и сообщаю, что все переживания закончатся с окончанием сессии, и они вернутся к своему нормальному мировосприятию.

— Вы даёте установку, — поправила меня Нонна Павловна с улыбкой инквизитора на тонких бескровных губах. Это был не единственный момент, когда она с торжествующим видом давала профессиональные определения простому поведенческому описанию, которое я предпочитаю использовать в диалоге. «Детдомовские дети не умеют привлечь внимание без подобных выходок», — говорила я и слышала: «Вы хотите сказать, у них преобладает негативное самопредъявление». Порой мне казалось, что сейчас она схватит меня за челюсть своими мёртвыми пальцами и вырвет грешный мой язык, посмевший употребить в присутствии профессионала человеческую речь. Дав ей возможность блеснуть знаниями, я согласилась с тем, что будет полезно провести ряд исследований.

— Я рада, что вы готовы сотрудничать, — произнёс губами Нонны Павловны полковник НКВД. И старая, чувствующая себя ненужной женщина, отчаянно бьющаяся за место под солнцем там, где с ней никто не собирался сражаться, торжественно удалилась.

Я шла домой и думала об отсутствии у себя милосердия. Бог знает, взяла бы я в команду такую подругу, будь это моё дело. Мой командир решила, что так правильно. Я принимаю это.

Но неудовлетворённость ситуацией глухо булькала и принимала формы упадка сил и невнятного недовольства, пока не вылилась в следующую мысль: мои цели и потребности здесь на сто двадцать пятом месте. Я просто обманулась, пропустив мимо ушей полуприказ Валентины: «Вы, наверное, думаете, что у вас из этого получится бизнес? У вас никакого бизнеса здесь не будет!». Не приняла я всерьёз и текст устава организации, не понять который мог только наивный идеалист: работайте, вкладывайтесь, но на компенсацию затрат не надейтесь. Ваше право — продвигать конный спорт в районе, зарабатывать даже не думайте, права такого у вас нет. Я чувствовала себя безвозмездно обслуживающей чужие амбиции. Амбиции авторитарных, жёстких женщин, не доигравших в медальки. Может быть, Валентина тоже это понимала и старалась выдавить меня с занятий. Сначала она заявила, что сама будет заниматься разминкой, ей моя помощь не нужна. Потом стала делать при детях замечания, не принципиальные для дела. Суть их была в одном: показать, кто тут устанавливает правила и решает, кому что делать. Если я бралась свернуть ковёр, а дети мне помогали, она тоном царицы заявляла, что они тут сами должны всё делать, а я не должна. Какого рожна ты мне указываешь, что я должна и что нет? С какой стати ты тут навязываешь всем свой стиль общения? Я всегда была вместе с детьми в любом деле, и они уважали меня за это, и брали с меня пример. Здесь же я увидела такие изменения в их поведении, которые