вы! — мужчина поправил очки. — Очень рад! Даже счастлив, можно сказать. Всякий гость — это радость для меня. Я ведь не избалован визитами. И на работе мало общения. Так что, милости прошу!

— Как ваши успехи в бизнесе? — начал я беседу, отхлебнув горячего напитка. — Студия процветает?

Он вздохнул.

— О чем это вы? О каком процветании речь? Еле свожу концы с концами! Весь небольшой доход уходит на аренду помещения. Самому же не хватает на элементарные бытовые нужды, — взгляд его смущенно скользнул по обстановке кухни, как бы в подтверждение слов.

— Ну это временно, уверяю вас, Михаил! — подбодрил я его, впервые назвав по имени. Тот немного округлил глаза, но мгновенное изумление быстро прошло. — Вы обязательно добьетесь успеха в этой сфере деятельности. Потенциал в этом виде предпринимательства весьма велик.

Михаил смущенно кашлянул и снова схватился руками за дужки очков.

— Видите ли, для меня это не просто работа, — заявил он. — Это нечто большее. Более глубокое и личное.

— Понимаю! — я кивнул головой. — Для вас, как для настоящего профессионала фотография — это вид искусства. Не так ли?

Мужчина согласился, но добавил:

— Искусство — это слишком мелко и узко. Я склонен считать это целой отраслью культуры. Направлением, определяющим содержание целых пластов в развитии человеческой цивилизации.

— Ух ты! Масштабно! Такой подход к собственному ремеслу делает вам честь! — я невольно усмехнулся, произнося эти слова.

Михаил тут же мимически отобразил негативную реакцию на мое высказывание. Прочитав это, я поспешил извиниться:

— Не обижайтесь! Я с искренним уважением всегда относился к тем, кто живет своей профессией.

Хозяин квартиры насупившись заерзал на старой деревянной табуретке.

— Дело не в этом! — буркнул он.

— А в чем?

— Фотография — это не ремесло! И не профессия!

— Призвание?

— Если хотите, то да! Призвание, определяемое способностями и талантом. Этому невозможно научиться, я считаю.

— Дар, полученный от рождения? — я старался смотреть на своего собеседника с серьезным выражением на лице.

Он кивнул, многозначительно прикрыв глаза.

— Я понял. Вы художник, — продолжил я. — Чего же вам тогда не хватает?

— С чего вы это взяли? — он встал на ноги и отошел к окну. На улице за занавесками шел дождь и струи воды ручьями стекали снаружи по стеклу. — Мне всего хватает. У меня есть я и мое творчество!

— Еще одна самодостаточная личность, довольствующаяся собой! — пробурчал я себе под нос.

— Что вы сказали?

— Нет, нет! Ничего! — чай в моей чашке оказался очень неплохим, и я продолжал с удовольствием угощаться. — Значит все у вас в порядке?

— Абсолютно! — отозвался он, не поворачиваясь.

— Тогда зачем я здесь?

Фотограф пожал плечами.

— Откуда я знаю? Вам виднее! Но я не врал, когда говорил, что рад вашему визиту.

— Тогда почему вы меня не пускаете в комнату?

Михаил замолчал и плечи его опустились. Он, как будто, сжался в комок.

— Говорите, не стесняйтесь! — подбодрил его я. — Мне можно, вы же знаете. Все равно рано или поздно мне станет известно.

Хозяин постоял еще немного, а потом решительно повернулся и указал рукой в коридор.

— Пройдемте за мной!

— Может для начала закончим чаепитие? — попросил я.

— Ну нет! Прямо сейчас!

Я подчинился, и мы оказались в комнате. Михаил распахнул двустворчатые двери и широким жестом констатировал то, что я увидел.

В помещении была только старая полуторная кровать с неубранной постелью, платяной шкаф и телевизор на полу. Остальное пространство можно было условно разделить на две части. В одной стояли и лежали в хаотичном порядке всевозможные устройства, связанные с фотоделом. Это были штативы, камеры различного формата и какой-то хлам неизвестного мне назначения. Были даже совершенно устаревшие во всех смыслах коробочки с фотопленкой.

Вторая же часть неожиданно оказалась мастерской живописца.

Я был искренне изумлен.

— Вы пишите картины? — удивленно протянул я.

С плохо скрываемой гордостью Михаил кивнул головой и потом добавил.

— Картину.

— Что? — я оглянулся по сторонам.

— Одну картину, пояснил он, — мне этого вполне достаточно.

Я снова огляделся. На стенах, мольбертах, которых было как минимум три, даже на полу размещались многочисленные рисунки. Некоторые из них были только карандашными набросками, другие же являлись вполне законченными произведениями.

— Простите, Михаил, но я вижу несколько десятков картин! — сказал я.

— О, да! — согласился хозяин. — Но большая часть хлам! Мне нужна только одна! Та которая останется навсегда. Участь остальных — мусорная корзина!

Я стал медленно, как в художественном музее, обходить эту импровизированную экспозицию. В первые же секунды я понял то, что объединяет все эти работы. Везде были женские портреты. Именно портреты. Только голова и плечи как в фотографии на паспорте. Никаких тебе дамочек в красивых нарядах с цветами или сюжетных композиций — только портреты. Женщины были разные. Несколько десятков образов. Молодые и не очень. Блондинки, брюнетки и рыжие с веснушками. Были печальные, весёлые и загадочные как Джоконда. Полненькие с пухлыми щеками и худощавые. Словом, весь возможный спектр.

Каждая была индивидуальностью. Никакой схожести между собой. Как у терракотовых воинов первого китайского императора. И характер, прямо рвущийся наружу с холста.

Мне показалось, что это действительно талантливо.

— Зачем же так жестко? — спросил я автора картин, продолжая рассматривать их. — Я бы оставил всех!

— Прекратите язвить! — раздраженно отозвался Михаил.

— И не думаю! Я абсолютно серьезно! Каждая из них хороша по-своему!

— Вот именно! — воскликнул новоиспеченный художник. — Но мне нужен идеал! Абсолют, который совместит в себе все это!

— О! — протянул я. — В этом вы не одиноки. Насколько я могу судить, исходя их своих скудных познаний в этой области, каждый более-менее значительный живописец или скульптор ставил перед собой такую цель. Взять Микеланджело, например, или… — мне пришлось замолчать, так как я заметил, что Михаил покраснел и стал тяжело дышать от еле сдерживаемой ярости.

Сделав вид, что не заметил, я продолжил говорить непринужденным тоном, понимая, что мой сарказм выводит его из себя, но не сумев сдержаться:

— И кто же ваша фаворитка? И вообще, я бы подумал на вашем месте о женитьбе! Уж слишком однообразный у вас репертуар!

Но я осекся, когда дошел до небольшого карандашного наброска на листе А4. Рисунок был черно-белым и только глаза были раскрашены ярким темно-синим фломастером. Выглядел портрет очень реалистично и был вполне узнаваем.

Это была красивая брюнетка. Идеальный овал лица. Высокая линия бровей. Большие глаза, смотрящие строго и холодно. Маленький рот со слегка пухлыми губами. Длинные прямые черные как смоль волосы, обрамляющие лицо и спадающие на плечи.

Я остановился и замер.

Но в этот момент, хозяин квартиры взорвался яростной тирадой. Это была реакция на мою шутку о