Не могла же я опять всё испортить!

Я старалась не шевелиться. У меня ужасно чесался нос, но я боялась до него дотронуться. Кажется, я даже дышать перестала.

Наконец Маргарита Романовна подняла голову:

– Тебе что-то нужно, Женя?

И в эту самую секунду я поняла, что мне уже… НИЧЕГО НЕ НУЖНО.

И это было ужасно!

Платье у меня стало мокрым и тёплым.

Я опустила руку.

Даже если я заболею на три месяца, да хоть на полгода, ЭТОГО никто не забудет.

Я так и останусь для всех «дылдой, которая умудрилась опи́саться на уроке рисования». Как маленькая!

Я сидела и рисовала чёрные полоски на оранжевой треугольной рыбе. Сама не знаю зачем. Я окунула кисточку в банку, и голубая вода потемнела. Она стала какого-то бурого цвета – как сегодняшний день, в котором за одну минуту исчезло всё хорошее.

Я посмотрела на банку, и вдруг…

Я вспомнила, как Мишкин дедушка рассказывал, что в его детстве писали специальной краской, которая называлась чернила. Однажды он получил двойку и сделал в дневнике чернильную кляксу. Правда, дедушка перестарался и вместе с двойкой по чтению закрасил пятёрку по физкультуре. Поэтому за двойку его не ругали, но и за пятёрку никто хвалить не стал – её просто не было видно.

Эта чёрная вода поможет мне всё исправить.

Я придвинула банку поближе к краю…

Ещё ближе…

Чуть-чуть…

Потом наклонила…

И дальше всё произошло само собой: банка упала, вода потекла – на стол, на платье, на стул, на пол, – заливая всё черными ручьями.

Теперь у меня будет ещё один любимый цвет!

Маргарита Романовна вскочила и побежала в коридор – за шваброй.

Все сразу же перестали быть Настоящими Учениками и кинулись ко мне.

Только Королёв продолжал сидеть с прямой спиной – как Самый Лучший Отличник с первой страницы учебника.

Яна притащила испачканную в меле тряпку, Макаров спасал мою картинку, а девочка Саша схватила бумажные полотенца, и мы стали вытирать моё мокрое платье. У Саши была смешная мальчишеская стрижка и сломанный верхний зуб.

– Это я с яблони грохнулась, – сказала Саша. – Синяк прошёл. Жалко, зубы не вырастут.

– А у меня – вот как! – Я вдруг взяла и улыбнулась. Во весь рот. – Представляешь? За один день всё выдернули.

– Кошмар! – с уважением сказала Саша. – Я бы орала на всю поликлинику.

Мы бы ещё говорили, но тут пришла Маргарита Романовна. И сразу прозвенел звонок.

Урок рисования был окончен. Все понеслись в гардероб.

А меня Маргарита Романовна попросила остаться.

Теперь пол в нашем классе стал самым чистым – ведь его мыли два раза. Сначала чёрной водой, а потом – обыкновенной.

Начался дождь. Наверное, где-то там, наверху, тоже решили сделать уборку и отмыть асфальт от рисунков, а листья – от пыли.

Маргарита Романовна сняла очки. Я вдруг поняла, что она совсем не старая.

– Я себя без очков даже не помню! – сказала она. Дохнула на стекло, а потом стала протирать его специальной тряпочкой.

– Как это? – удивилась я.

– Так. У меня очки – всю жизнь. На всех фотографиях. Тогда оправы жуткие были – чёрные, круглые… Знаешь, как очкариков дразнили? У кого четыре глаза, тот похож на водолаза!

– А вы что делали?

– Сначала ревела. Потом подралась – ракеткой для бадминтона.

– Мишкин дедушка носит очки. Мне нравится.

– А кто это – Мишка? – она спросила так, что я сразу поняла – ей и правда интересно узнать.

– Мишка – мой самый лучший друг. А ещё у меня есть собака…

Дверь с грохотом распахнулась, и в класс влетела Аня.

– Жень, у нас химичка заболела! – завопила она. Потом увидела Маргариту Романовну и сказала уже потише: – Ой, здрасьте. У нас… это… учительницы химии нет. Можно мы пойдём домой?

Маргарита Романовна надела очки и опять превратилась в строгую учительницу:

– Хорошо, идите. Я только дам Жене задание.

– Это на дом? – обрадовалась я. Нам ещё ничего не задавали, как будто мы не школьники, а какие-то малыши.

– Это не на дом. Это на целый год. А может, и больше.

Вот тут я уже испугалась. Вдруг мне придётся решать длиннющий учебник примеров? Аня всегда жаловалась, что дольше всего делать математику.

– Видишь, сколько у нас цветов? – спросила Маргарита Романовна.

Я кивнула. На всех шкафах стояли цветочные горшки с фикусами, фиалками и какими-то развесистыми кактусами.

– На подоконники их ставить не разрешают, – продолжала Маргарита Романовна. – А на шкафах про них забывают. Купим новый цветок – а он засыхает. Будешь дежурным по цветам: поливать, протирать листья…

Вот здорово! Я хотела начать дежурить прямо сейчас. Но Маргарита Романовна сказала, что сначала мне самой нужно высохнуть, а потом уже поливать цветы.

А ещё она отдала нам свой красный зонтик.

Я не люблю ходить под зонтом, но Маргарита Романовна сказала, что это глупости.

– Ты что, хочешь совсем промокнуть?

Вообще-то я и так была достаточно мокрая. Даже в туфлях у меня хлюпала чёрная вода.

Поэтому я не стала с ней спорить.

Когда мы вышли, начался настоящий ливень. Всё-таки хорошо, что у нас оказался зонт.

Набирая скорость, капли стучали по машинам, по тяжёлым листьям. Наверное, дождь нажимает на специальную кнопку, что-то вроде «ускорения».

Накрывшись пакетами, пробегáли прохожие.