У брата Хубавы — Легостая был сын, на год старше меня — Стирборн. Мы с ним вместе ходили в школу, как и с сыном одного из воевод моего отца, Исольфом («Ледяной волк»), хотя при рождении ему дали имя Хальвард, но прозвище приклеилось к нему чуть ли не с младенчества.

Была у меня и подруга Агнета с совсем белыми волосами и бровями, дочка служанки в нашем тереме. В школе девочки из семей богатых купцов и мореходов пытались насмехаться над ней, не столько потому, что её мать была простой женщиной, потому что простых бондеров в школе было больше, чем нас, детей избранных или богатых родителей, но скорее потому, что имени отца Агнеты никто не знал. Я это сразу пресекла, тем, что стала дружить с ней. И вовсе не из жалости, Агнета не была забитой, она хорошо училась, и не теряла весёлости и лёгкости нрава. Мальчишки никогда не обижали её, во-первых: Агнета была хорошенькой, а во-вторых: придираться к девочкам они считали ниже своего достоинства.

Каждый день, исключая лордаг (субботу), когда устраивались уборка и мытьё, и следующего за ним дня Солнца, когда не положено было работать, а полагалось возносить хвалы Богам, просить урожая, дождей или их прекращения, тепла или прохлады, приплоду зверям в лесах и скотине в наших хлевах, рыбы в наши реки, озёра и фьорды, защиты от набегов соседей, от болезней, уносивших многие жизни каждый год, всякий день мы ходили в школу и учились там до обеда.

А после дети расходились по домам. Некоторые, дети ремесленников, например, шли в мастерские к своим отцам, где учились уже своему будущему делу.

Пока я была совсем мала, йордом управлял советник ещё моего деда Магнуса Моди Эрик, которого прозвали Фроде («Мудрый»). То есть линьялен была, конечно, моя тётка Сольвейг, но по-настоящему она стала управлять позднее, привыкнув и научившись у того же Фроде.

Фроде и рассказал мне и историю моего рода и самого Сонборга, и всей Свеи. И отца и матери. И как много изменилось с появлением Лады Рутены здесь. От него я и узнала, что из всех детей моих родителей Боги пощадили только меня, а значит во мне вся сила и вся надежда рода Торбрандов.

И ещё: что, когда я вырасту, я должна буду избрать себе мужа, который достоин будет стать правителем Сонборга.

— А конунгом?

— Конунгом станет твой сын.

— А я могу избрать себе в мужья конунга? — спросила я.

— Конечно, если захочешь полностью отдать ему власть.

Я не поняла ничего, но запомнила эти слова.

Потом Эрик добавил:

— Или это должен быть кровь от крови конунг, то есть сын конунга или линьялен. Тогда он станет конунгом, женившись на тебе. И во власти вы будете равны.

Хубава и Ганна рассказывали мне, кто был мой дед, отец моей матери, князь Вышеслав, как много он делал для образования своих детей, не делая различий между сыновьями и дочерью. И как он, управляя единою своей рукой, всё же собирал раз в год всех жителей города и всех, кто хотел и мог приехать со всех концов его земель и слушал чаяния своего народа.

— … Выходил на крыльцо с писарями, всеми своими советниками и тут же делал необходимые распоряжения по ходу разговора…

— Целый день?! — изумлялась я.

— Целый день. За неделю-полторы до Летнего Солнцеворота, в один из таких дней, когда почти совсем нет ночи.

Иногда я спрашивала, красивой ли была мама. Хубава улыбалась, светя глазами, Ганна говорила:

— Нет таких слов, чтобы описать, какой красивой была княжна Лада, которую называли здесь Рутеной. Но ты будешь такой же красивой как она. Ещё краше. И счастливее, конечно.

— А отец?

— Таких красивых мужчин, как князь Эйнар, я, признаться, не видала. У нас, да и здесь люди красивые, статные, ясноокие, сильные, но твой отец был лучше всех. От них двоих с Ладой будто исходил свет. Только кого-то он слишком слепил…

Рассказ о матери, отце, моих погибших братьях всегда заканчивался слезами. Обе женщины не могли забыть свою потерю.

Вообще же я росла с осознанием того, что родилась от огромной любви, что мои родители люди совершенно необыкновенные во всём.

И ещё, что я избрана Богами, поскольку единственная осталась жить из всех. Может быть это потому, что я девочка, иногда думала я.

Мне нравилось это — быть девочкой. Мне казалось мальчиком быть слишком скучно. У девочек и красивые платья, и украшения и косы, которые так по-разному можно заплетать, распускать, украшать лентами, цветами, шнурами, жемчугом… А сколько всего замечательного таит в себе женское тело — любовь, дети, роды, кормление грудью…

Мне нравились красивые женщины, мне нравилось смотреть, как они ходят, смеются, как играют их волосы, платья на их телах. Я надеялась вырасти такой.

А что есть у мужчин? Всё, что делают мужчины, могут и женщины, думала я, только нам дано ещё больше возможностей. Меньше силы мускулов, но зато сила порождать новую жизнь.

Но я не знала тогда, что я так чувствую и думаю, потому что я дочь конунга, меня растят равной мужчинам. Даже выше большинства из них. Что в настоящей жизни всё не совсем так, как рисовалось мне в детстве…

Я не спешила взрослеть. Мне нравилось быть ребёнком. Благодаря занятиям в школе, а ещё больше благодаря Эрику Фроде, который занимался со мной каждый день с моих четырёх лет, когда я осиротела, обучая всему, что должен знать, уметь делать властитель, всё, что он, вернее я, как правительница должна делать каждый день, когда стану взрослой, стану линьялен. Это ежечасный труд и заботы…

Кроме Эрика со мной занимался и грек Дионисий, знавший историю других стран, тех, откуда был родом он сам. Он читал мне великих историков, труды которых привёз с собой.

Он же учил меня астрономии, географии. А ещё многое рассказывал о религии, которой принадлежала его душа, как он говорил. Дионисий был христианин, арианец. Он не пытался завлечь меня в свою веру, но явно рассчитывал на будущее в этом смысле.

Латинянин Маркус учил меня латыни и законам Рима. Он считал, что Рим везде, даже, если здесь в Свее большинство людей ничего не слышали даже этого слова. Это от невежества, считал Маркус. И ещё, что придёт время, и Свея будет знать о Риме и Рим узнает о Свее.

Впитывая знания, я всё меньше хотела вырастать и взваливать на