— Что?! — первым Ромкиным порывом было вскочить, но протезы не позволили, напомнив, что они не любят резких движений. Так что, едва привстав, он вынужден был упасть обратно на табуретку. — Да ты в своем уме вообще?!

— Ромка! — Сестра метнулась к нему, обняла руками сзади за шею, припала щекой к его щеке. — Да ты знаешь, чего нам стоило это тебе сказать?! Мы же видим, что ты на эту свою сектантку подсел, как на наркоту!

— Только выхода нет, потому что все это правда, — вторил Гена. — С утра она святая с книгами, а ночью ее может разложить любой, кто заплатит нужную сумму. Немаленькую, надо сказать. Брат! Ни я, ни Айка не хотели в это верить, но против фактов не попрешь. Если тебе нужны железные доказательства, то я могу ее хоть сейчас отыскать и сюда к тебе привести. Только, думаю, это будет слишком жестоко.

Несколько минут Роман молчал, глядя в пол и просто пытаясь осознать услышанное. Потрясение было слишком сильным и неожиданным. Лана, Ланочка! Ранимая, чистая, трепетная! И чтобы она… Да разве такое можно хотя бы представить?! Но он совершенно точно знал, что сестра с Геной никогда бы не стали ему лгать насчет нее. Не такими они были людьми и не так к нему относились. Значит, это все-таки была правда. Но он не мог, не способен был ее принять!

— Уйдите, — через силу выдохнул Ромка, движением плеч высвобождаясь из обвивавших его Аглаиных рук. — Оба.

— Пойдем, Айка. — Гена послушно поднялся. — Пусть он побудет один.

Они ушли. Точнее, Гена утянул Айку вслед за собой, оставив Ромку наедине с тем кошмаром, который они ему и раскрыли. С худшим из всех.

Лана! Разве она могла?! А он? Разве он способен был так заблуждаться на ее счет? Да нет же, он эту девочку словно сердцем чувствовал! И вдруг… А может, и в самом деле послать сейчас Генку за ней, чтобы все своими глазами увидеть? Потому что он никак не мог себе представить, что она может так страшно преображаться. Она, чьи пальчики трепетали в его руке! Но разве он посмеет, даже сейчас, зная все, прикоснуться к ней как-то иначе? Да он теперь даже в глаза ей не решится взглянуть, как будто сам сто раз в чем-то перед ней виноват. В ее чистые глаза… Нет, это было невыносимо!

Через пару часов Гена тихонько зашел на кухню. Наверное, хотел оттащить на кровать бесчувственное Ромкино тело. Но сегодня бутылка осталась нетронутой. У Романа хватало в жизни горя, которое он пытался залить, только это был не тот случай. Он никак не мог осознать то, что услышал, не мог смириться.

— Брат! — Гене хватило одного взгляда, чтобы все оценить. — Прости, конечно, но сам понимаешь, что надо было тебе это сказать. А теперь пойдем, хватит уже тут сидеть. Утро вечера мудренее.

— Мудренее, — согласился с ним Ромка.

Чего он только не передумал за прошедшее время, каких только картин себе не нарисовал! Начиная с того, что он изобличает двуличную Ланочку, и заканчивая тем, как изощренно убивает всех ее «духовных наставников». В итоге от всех этих фантазий его боль не исчезла, но притупилась, расползлась по всей душе из одной точки в районе сердца, которая вначале словно прогорала насквозь.

— Давай я тебя провожу. — Гена подошел вплотную. И не зря: культи у Ромки успели затечь. Так что, поднимаясь самостоятельно, он бы, скорее всего, упал сейчас на своих протезах. Но Генка поддержал, подхватил под плечо, помог разогнуться и устоять. Роман застыл в вертикальном положении, пошатываясь и не торопясь сделать первый шаг.

Вот так всегда и было у них в семье: если один терял равновесие, то двое других сразу спешили, чтобы создать опору. И в прямом, и в переносном смысле. Один за всех, и все за одного! Так что Ромке просто необходимо справиться со своей бедой в кратчайшие сроки, чтобы не огорчать своих близких людей, не заставлять их переживать за него.

Утро. Вечера. Мудренее.

Решившись сдвинуться с места, Роман сделал по шагу на каждое слово. А потом еще. И еще, повторяя про себя эту народную мудрость. Он пережил смерть родителей и младшего брата. Свое увечье. Аллочкину гибель. И это переживет: то, что его нежная Ланочка сегодня для него умерла. А ведь он любил ее! Даже сильнее, чем ему казалось. Любил!

* * *

Утром Роман вышел к столу. Поздоровался, сел. И, зажав между ладоней поданную Айкой чашку чая, попросил, ни на кого не глядя:

— Я хочу, чтобы вы разузнали мне об этой секте все. Вообще, все, что только возможно.

— Это уже сделано, брат. Мы с Айкой раз десять все перепроверили. Прежде, чем сумели узнать о девочках, успели узнать и о прочих «святых делах».

— Хорошо. — Ромка помолчал, потом спросил: — Какие у вас планы на выходные?

— Какие скажешь. Ты что, надумал по городу пройтись вечерком?

— Нет. Не сейчас. Делаем так: я все перевариваю. Заодно пусть осядет эта муть на душе. А в субботу едем на море. Вам — шашлыки, а мне — всю правду без приукрас… хотя что тут еще можно приукрасить? Куда уж больше? Ну, тогда с мелочами и всеми подробностями.

— Идет.

Больше они на эту тему не разговаривали. Проводили Айку, приехали в мастерскую и разошлись по своим рабочим местам.

Сегодня Ромка работал с внутренним остервенением, которое со стороны можно было принять за легкость: даже застарелые гайки давались ему без труда. И все кипело в его руках, без перерывов и передышек, во время которых его могли бы снова атаковать проклятые мысли о Лане.

Домой Роман ехал уставший, не поднимая головы. Но не потому, что сил больше не было, а просто боялся увидеть за окном промелькнувшую фигурку-тростиночку. До сегодняшнего дня специально ее высматривал, а теперь боялся увидеть. Только все равно, не переставая, думал о ней, несмотря на усталость и принятое решение напрочь ее забыть. Но не получалось иначе! И мысли про четверг, когда Лана будет ждать его на скамейке, поначалу так смутившей эту хрупкую девочку, жгли его раскаленным железом.

Не ходить туда! Не видеть больше эту маленькую лживую дрянь! И номер на телефоне сменить, чтобы она никогда больше не могла до него дозвониться со своего закрытого номера, принадлежащего, как и она сама, секте.

Что там Айка говорила про сектантов? Что это целая наука, поставленная на поток? А ведь права была! А он-то, дурак, еще был уверен, что его-то точно никуда не заманят. Как бы не так! Всех заманивают, только каждого своим способом. И он лишь чудом сорвался с крючка, лишь благодаря Гене с сестрой. Ведь еще немного, и он бы за Ланочкой даже на край света отправился. Он же на нее уже сейчас готов был молиться. А между тем она оказалась самой продажной из всех известных ему проституток.

— Да мать твою! — выдохнул Роман, отвечая на все свои мысли.

— Пройдет, брат. — Сидящий за рулем Гена покосился в его сторону. — Все в этой жизни проходит.

— Куда ж оно денется, — проворчал Ромка сквозь зубы. Да, пройдет! Да только вот не бесследно. Потому что жизнь вообще так устроена: любит вставлять палки в колеса на полном ходу. А когда ты, вылетев из седла, уже отправился в свободный полет, так еще и пень у тебя на пути поставить, дабы ты встретился с ним своей головой.