Его снова захлестнула горечь.

— Потому что мой отец — глупец, который убилчеловека.

— А что такое его сын?

— Глупец, который умрет раньше, чем взойдет следующая луна. Хорошенький способ построить жизнь. Полезный у тебя родственник.

Она ничего не сказала, отвела взгляд. Он снова услышал ржание коня. Почувствовал ветер, перемену в ветре, словно ночь действительно повернула и двинулась теперь к рассвету.

— Змей, — неловко произнес он. — Он…

— Я не отравлена. Только больно.

— Ты… прошла долгий путь до этого места.

— Одна из нас караулит всю ночь снаружи. Мы дежурим по очереди, младшие. Люди приходят в темноте. Вот так я увидела тебя на коне и сказала ей.

— Нет, я хотел сказать — сейчас. Чтобы меня предостеречь.

— А! — Она помолчала. — Значит, ты мне веришь?

В первый раз прозвучала нотка сомнения, печаль.

Она предавала ради него вёльву. Он криво усмехнулся.

— Ты смотришь прямо на меня, как ты сама сказала. Не может быть, чтобы меня было так уж сложно увидеть. Даже упившийся в стельку дружинник, свалившийся со своего коня, заметит меня, когда взойдет солнце. Да, я тебе верю.

Она выдохнула воздух.

— Что они с тобой сделают? — спросил он. Эта мысль только что пришла ему в голову.

— Если обнаружат, что я была здесь? Я не хочу об этом думать. — Она помолчала. — Спасибо, что спросил.

Ему вдруг стало стыдно. Он прочистил горло.

— Если я не поеду назад в деревню, они не узнают, что ты… предупредила меня?

Снова раздался ее смех, неожиданный, быстрый и веселый.

— Они, возможно, решат, что ты оказался умным сам по себе.

Он тоже рассмеялся. Не сумел сдержаться. Понимал, что это может выглядеть как безумие, посланное богами, смех на пороге той или иной ужасной смерти.

— Что ты собираешься делать? — спросила она. В третий раз она прочитала его мысли. Возможно, она не просто младшая дочь, в смысле дара. Берн снова пожалел, что не может как следует ее разглядеть.

Но, как ни странно, он мог ответить на ее вопрос.

Однажды, по крайней мере пять лет назад, его отец был в хорошем настроении, и они под вечер пошли вместе чинить расшатавшуюся дверь сарая. Торкел не всегда был пьян, и даже не слишком часто (если честно относиться к собственным воспоминаниям). В тот летний вечер он был трезв и благодушен, и доказательством такого настроения служило то, что после окончания работы они вдвоем пошли прогуляться к северной границе их земли и Торкел заговорил с единственным сыном о своей жизни. Такое случалось редко.

Торкел Эйнарсон не был склонен к хвастовству и не любил делиться крохами советов со стола своих воспоминаний. Это отличало его от прочих эрлингов, по крайней мере от тех, кого знал Берн. Не всегда легко иметь необычного отца, хотя мальчик мог испытывать некую мрачную гордость, видя, что другие боятся Торкела не меньше, чем он сам. О нем шептались, на него указывали пальцами, осторожно, купцам, навещавшим остров. Берн видел это, он был наблюдательным ребенком.

Другие люди рассказывали мальчику истории; он знал кое-что о деяниях своего отца. Спутник и друг самого Сигура Вольгансона до самого конца. Плавания в шторм, набеги во тьме. Бегство от сингаэлей после смерти Сигура и потери его меча. Возвращение в одиночку через земли сингаэлей, потом через просторы королевства англсинов на восточное побережье и, наконец, домой, по морю в Винмарк и на этот остров. С набегами покончено.

— Я вспоминаю такую ночь, как эта, давно это было, — сказал его отец, прислонившись к валуну, отмечающему границу их земли. — Мы ушли слишком далеко от лодок, и нас окружили — личная гвардия Кутберта, его лучшие люди — между лесом и рекой.

Кутберт был королем англсинов в те годы, когда Торкел совершал набеги вместе с Вольганом. Это Берн знал.

Он помнил приятные минуты, такие, как эта, когда они с отцом были вместе: заходит солнце, воздух теплый, его отец добрый и разговаривает с ним.

— Сигур в ту ночь сказал нам кое-что. Он сказал, что бывают минуты, когда для того, чтобы выжить, ты можешь сделать только одну-единственную вещь, какой бы невероятной она ни казалась, и ты должен действовать так, будто это возможно. Единственный шанс, который у нас был, заключался в том, что враг был слишком уверен в победе и не выставил дозорных на случай ночного прорыва. — Торкел посмотрел на сына. — Ты понимаешь, что все выставляют ночных дозорных? Это самое основное в армии. Безумие не сделать этого. Они должны были их выставить, не было ни одного шанса, что они этого не сделали. Берн кивнул.

— Поэтому мы помолились Ингавину и бросились на прорыв, — безразличным голосом продолжал Торкел. — Человек шестьдесят — люди с двух кораблей — против двухсот, по крайней мере. Атака вслепую в темноте, некоторые из нас на краденых лошадях, некоторые пешком, никакого порядка, только быстрота. Все дело было в том, чтобы добраться до их лагеря и прорваться сквозь него — захватить еще коней на бегу, если удастся, — а потом бежать к кораблям, стоящим в двух днях пути оттуда.

Тут Торкел сделал паузу, глядя на летние поля и лес за ними.

— У них не было дозорных. Они ждали утра, чтобы разгромить нас, большинство из них спали, некоторые еще пели и пили. Мы убили тридцать или сорок человек, добыли коней для наших пеших воинов, взяли в заложники двух танов. Слепая удача, мы не могли увидеть в темноте, кто они. И обменяли их у Кутберта на следующий день на свою свободу — на возможность добраться до кораблей и уплыть.

Тут он усмехнулся, вспомнил Берн, в рыжую бороду. Его отец редко улыбался.

— Англсины на западе подняли мятеж против короля Кутберта после этого, и тогда Ательберт стал королем, затем Гадемар и Элдред. Совершать набеги стало сложнее, а потом Сигур погиб в Льюэрте. Именно тогда я решил осесть на земле. И всю оставшуюся жизнь чинить сломанные двери.

Сначала ему пришлось бежать, в одиночку, пешком, через две разные страны.

«Ты должен действовать так, будто это возможно».

— Я собираюсь переправиться на материк, — тихо ответил Берн девушке в той темноте у леса.

Она стояла неподвижно.

— Украдешь лодку?

Он покачал головой.

— Коня не возьмешь в такую лодку, с которой возможно управиться в одиночку.

— Ты не хочешь бросать коня?

— Не хочу.

— Значит?..

— Поплыву, — сказал Берн.

— Ясно.

Он улыбнулся, но знал, что она не видит улыбку. Она несколько мгновений молчала.

— Ты умеешь плавать?

Он покачал головой.

— Не так далеко.

Герои подходят к порогу, к тем мгновениям, которые делают их героями, и еще они умирают молодыми. Ледяная вода, конец зимы, скалистый берег Винмарка невероятно далеко, на той стороне пролива, едва различимый при свете дня, если не опустился туман, но не сейчас.