Наступала уже ночь. Димитрия Ивановича посадили на коня и отвезли в его шатер. Владимир Андреевич приказал весело трубить в трубы, чтобы все воинство узнало и возрадовалось о сохранении великого князя.

Следующий день был воскресный. Димитрий прежде всего помолился Богу и возблагодарил Его за победу; потом выехал к воинству, хвалил его подвиги и обещал каждого наградить по заслугам. Затем с князьями и боярами он начал объезжать Куликово поле и осматривать побоище. Печально и ужасно было зрелище поля, покрытого кучами трупов и лужами запекшейся крови. Христиане и татары лежали, смешавшись друг с другом. Димитрий без слез не мог смотреть на павших своих воинов. Особенно плакал он, когда наезжал на трупы княжеские и боярские. Князья белозерские, Федор Романович, сын его Иван и племянник Семен Михайлович лежали вкупе с некоторыми своими родичами и многими дружинниками; видно было, как крепко стояли они друг за друга и как все пали героями. Считая с белозерскими, вообще пало до пятнадцати русских князей и княжат, в том числе два брата князья тарусские и Димитрий Монастырев.

Проливал слезы великий князь над трупами своего любимца Михаила Андреевича Бренка и больших своих бояр Микулы Васильевича и Тимофея Васильевича Вельяминовых. В числе убитых находились также Семен Мелик, Валуй Окатьевич, Иван и Михаил Акинфовичи, Андрей Серкизов, Андрей Шуба, Иван Александрович, Лев Морозов, Тарас Шатнев, Димитрий Минин и многие другие бояре и дворяне великого князя.

Проезжая мимо тел Пересвета и его противника — татарского богатыря, великий князь сказал окружающим: «Видите, братия, начальника битвы, он победил подобного себе, от которого многим пришлось бы пить чашу смертную».

Инок Ослябя также был в числе павших. Смотря на великое множество убитых христиан и еще большее количество татар, Димитрий Иванович обратился к волынцу Боброку с словами: «Брате Димитрий, воистину разумлив еси и не ложна примета твоя! Подобает тебе всегда быти воеводою».

Великий князь велел воинам отделять по возможности христианские тела от татарских и первых предавать земле священникам с обычными молитвами. Восемь дней оставался он еще близ места битвы, давая время войску погребсти своих братии, отдохнуть и прийти в порядок. Между прочим, он приказал сосчитать число оставшейся рати. Сосчитали и нашли налицо только сорок тысяч человек, следовательно, гораздо более половины выступившей в поход рати пришлось на долю убитых, раненых, пропавших без вести и малодушных, покинувших свои знамена.

Меж тем Ягайло литовский 8 сентября только на один день пути находился от места битвы. Когда же до него достигла весть о победе Димитрия Ивановича московского, то он пошел назад так поспешно, как будто за ним кто-нибудь гнался, хотя Димитрий и не думал его преследовать. Тут только Ягайло догадался, что позволил себя обмануть своему мнимому другу Олегу рязанскому, который сообщал ему неверные сведения о Димитрии московском. «Никогда Литва не была учима от Рязани, — говорил Ягайло, — зачем же я ныне впал в такое безумие!»

* * *

При известной набожности Димитрия Ивановича московского и горячем участии в его предприятии против Мамая со стороны таких пастырей Русской Церкви, как Сергий Радонежский, естественно, сказания о Куликовской победе тогда же были украшены разными благочестивыми легендами о видениях и чудесах. В особенности эта победа приписывалась невидимой помощи древних князей-мучеников Бориса и Глеба, святых заступников русского княжеского дома и всей Русской земли.

Повторилось сказание, подобное тому, которым украсилась победа Александра Невского над шведами. А именно. В русском войске находился некто Фома Хаберцев. Он прежде был знаменитым разбойником, но потом покаялся и захотел очистить свою совесть, сражаясь с врагами отечества и Христовой веры. Как мужа храброго и опытного великий князь накануне битвы поставил его в одном месте держать сторожу от татар. Во время этой сторожи ночью привиделось ему, будто от востока как бы какая туча несется по воздуху великое воинство. Но вдруг с полуденной стороны явились два светлые юноши с мечами в руках и начали поражать воинство, говоря: «Кто вам велел губить отечество наше?»

Покровителем и заступником собственно Московского княжества в те времена стали почитать святого Петра-митрополита, который впервые утвердил митрополичий престол в Москве и мощи которого покоились в московском Успенском соборе. Ему также приписывали невидимое участие в Куликовской победе.

Вот рассказ, сложившийся наподобие ветхозаветной повести о потоплении фараонова войска.

В ту же ночь перед битвою гость-сурожанин Василий Капица и какой-то Семен Антонов имели видение, будто со стороны поля идет страшное эфиопское полчище, одни на колесницах, другие на конях. Но внезапно явился святой Петр, митрополит русский, имея в руке золотой жезл. «Зачем пришли погублять мое стадо, которое Бог даровал мне на соблюдение?» — грозно воскликнул святитель. И начал так избивать врагов своим жезлом, что одни пали на землю, другие потонули в воде, третьи убежали.

Предание прибавляет, что об этих видениях тотчас донесли великому князю. Он запретил пока рассказывать о них; сам же со слезами стал молить о помощи Бога и пречистую Богородицу, а также мучеников Бориса и Глеба и чудотворца Петра.

Как бы в подтверждение этих видений те же предания повествуют далее.

Когда Владимир Андреевич, приведши в чувство великого князя, рассказывал ему о победе, то сообщил ему, что множество татар найдено убитыми за рекою Непрядвою, куда русское войско и не заходило, во время битвы, и что они истреблены, конечно, невидимою силою по заступлению святых Бориса и Глеба и Петра-митрополита.

А когда великий князь со всем оставшимся воинством при погребении христиан провозгласил вечную память убиенным и говорил, что они наследовали нетленные мученические венцы от Христа Бога, тогда выступил некто из полка Владимира Андреевича и сказал: «Господине княже, истинно твое слово, что они нетленными венцами от Христа Бога увенчались. Когда стоял я в дубраве в Засадном полку, плакал, смотря на православных, избиваемых от татар, и молился Господу Богу, Его пречистой Матери и чудотворцу Петру, то внезапно, как бы придя в исступление, увидел бесчисленное множество венцов, сходящих на избиенных христиан».

Наконец, по словам тех же преданий, некоторые верующие люди во время битвы видели и Георгия Победоносца, и Димитрия Солунского, и вождя небесных сил архангела Михаила, и целые полки ангелов, поражавших неверное воинство пламенными стрелами.

Вообще это было в обычае древнего русского благочестия: знаменитые победы своего оружия приписывать явной небесной помощи. Но ни одна русская победа не украсилась столькими знамениями и видениями, как Куликовская.

Наконец войско изготовилось к походу. Над великими братскими могилами православных воинов священники отслужили молебен и провозгласили им вечную память. Русская рать переправилась на левый берег Дона и выступила в обратный поход. Обоз ее увеличился множеством захваченных у татар кибиток, нагруженных одеждами, оружием и всяким добром; за войском гнали отбитые табуны и стада коней, верблюдов, буйволов, баранов. Кроме того, русские везли на родину многих тяжелораненых, увозя с собою также тела знатных воинов в колодах, которые состояли из распиленного вдоль отрубка с выдолбленною серединою. В числе этих воинов находились иноки Пересвет и Ослябя.