Бломберг провел последнее собрание с подчиненными ему генералами и адмиралами в присутствии Гитлера[5]. Результатом была вспышка необузданного возмущения Генерального штаба: кот выпрыгнул из мешка. Когда Гитлер и Бломберг вместе покинули комнату, Фрич протиснулся ко мне и объявил, что эти планы по управлению деятельностью армии на высшем уровне недопустимы. По-моему, это был единственный момент, когда его ярость кипела так сильно, что он просто не мог не выплеснуть ее на меня; позднее мы уже никогда не говорили об этом инциденте. В глазах Генерального штаба было совершенно недопустимо, чтобы «министр вооруженных сил» стремился к исполнению командных функций; и командование сухопутных сил заявило, что откажется признать абсолютную власть Бломберга над сухопутными силами. Они даже не хотели слушать об этом. Я был слишком прост, слишком наивен и слишком рационален, чтобы увидеть, что, открыто обсудив это решение, которое казалось мне наиболее очевидным, я навлек на себя такую неприязнь, которая камнем повисла на моей шее. Как-никак, Бломберг был начальником Генерального штаба – в то время носившего название «войсковое управление», и, по существу, он был предшественником Адама и Бека, занимавшего на данный момент эту должность, мои дружеские отношения с которым теперь были бесповоротно разрушены.

Я провел несколько встреч с Беком, которые часто продолжались по нескольку часов, но ни одна из моих попыток не помогла мне добиться его одобрения постановлений по единому управлению войсками, которые собирался издавать Бломберг, или принять в расчет его возражения. Например, я приезжал к нему несколько раз с наброском первой директивы Бломберга «Мобилизационная и боевая директива для вооруженных сил», изданной окончательно летом 1937 г.; я отдал ему этот набросок для изучения и получил его обратно с многочисленными замечаниями на полях. Они в основном носили формальный характер, но ясно выдавали его сдержанное раздражение тем, что кто-то смеет издавать директивы для его армии. Когда он в конце сказал мне, что Генеральный штаб не намерен предпринимать какие-либо подобные «приготовления», как того требовал Бломберг по настоянию Гитлера, без сомнения из-за политической и стратегической оценки ситуации Генеральным штабом, то я изменил слово «подготовка» на «пересмотр», очень слабый компромисс, но единственный, который Бломберг явно просмотрел, когда он в итоге подписывал документ. Йодль и Цейтцлер, начальник его штаба, были тогда очень возмущены моей капитуляцией перед Беком.

На самом деле Генеральный штаб сухопутных сил продолжал держать эту директиву в сейфе и не предпринимал никаких действий. На Нюрнбергском процессе этому документу было уделено особое внимание и доклады Йодля и мой о его истоках были встречены лишь с сочувственным недоверием. В действительности тут не было ни плана Отто, ни планов Зеленый или Красный, а только крайне слабая защита наших границ на востоке и западе и приготовления к эвакуации подверженных опасности пограничных зон к западу от Рейна и к востоку от Одера. Чего мы с Бломбергом действительно боялись в то время, была вероятность санкций, о которых нам стало известно из итальянской кампании в Абиссинии. Они нависали над нами как дамоклов меч все время, пока наша программа перевооружения находилась всего лишь на стадии разработки; необходимо помнить, что у нас не было и армии в семь боеспособных дивизий, поскольку она была рассредоточена по рейху с 1 октября 1935 г., чтобы стать ядром для формирования новой армии в тридцать шесть дивизий.

В любое время наши соседи могли безнаказанно перейти наши границы и потребовать разоружения. Армия в то время не располагала ни танками, ни тяжелой артиллерией и, кроме того, была в недостаточной мере укомплектована стрелковым оружием; наш военно-морской флот не имел большого значения, а военно-воздушные войска еще только создавались с большими трудностями. Любой вид военного вмешательства мог быть осуществлен с легкостью. Никто не понимал этого лучше, чем Гитлер, и, учитывая эти опасности, он выстраивал свою внешнюю политику.

Следующим шагом Бломберга, развивавшего свою кампанию по расширению контроля над вооруженными силами, был приказ мне подготовить военные маневры с участием военно-морского флота и воздушных сил. Во время скандинавского вояжа на борту яхты «Грилль» Бломберг определил цели этих учений, которыми должен был руководить Йодль. Когда я позднее давал инструкции Фричу [главнокомандующему сухопутными силами], поскольку на сухопутные войска приходилась львиная доля этих маневров, он только снисходительно улыбнулся на предполагаемую «боевую обстановку» и заявил, что намеченный для маневров район Мекленбурга совершенно не подходит. Я попросил его отобрать состав штаба учений для сухопутных сил и отрядов для разведки области учений. Он согласился с этими просьбами и выбрал генерала Гальдера, тогдашнего начальника отдела боевой подготовки, на роль начальника штаба. Генерал Бек, начальник Генерального штаба, был слишком высокомерен, чтобы участвовать в таком предприятии, которое, по его мнению, было обречено с самого начала. Так как я все время присутствовал только на заднем плане и играл малую роль в трудоемких приготовлениях и управлении маневрами, я, пожалуй, воздержусь от их оценки: я бы расценил все предприятие как крайне успешное; Йодль заслуживал за них наивысшей похвалы.

Несколько именитых гостей приняли приглашение Бломберга поприсутствовать, включая Айронсайда [фельдмаршала сэра Эдмунда Айронсайда], начальника Генерального штаба Великобритании, и его сотрудников, главу Италии Муссолини и его окружение, делегации из различных других стран и все военные атташе в Берлине. Мы в первый раз продемонстрировали наш подводный и надводный флот, атакующий Свинемюнде; мы показали наши бомбардировщики в действиях по поддержке наземных и морских операций, выполнявших атаки на большой высоте и в пикировании; маломощную танковую дивизию, оснащенную легкими танками, вооруженными только пулеметами, потому что у нас тогда не было более тяжелых танков.

Затем гости Бломберга встретились за кофе в столовой на авиационной базе в Тутове, где мы в последние дни подготовки разместили штаб наших маневров. Генерал Гальдер заслуживал особой благодарности за успех этой нашей первой попытки совместных операций, за то, что все прошло так гладко; он великолепно справился со своей трудной ролью и внес самый большой вклад в общий успех предприятия.

Единственной диссонирующей нотой, для улаживания которой пришлось вызывать меня, было неожиданное появление в штабе «синих» специального батальона военных журналистов и корреспондентов, посланных министерством пропаганды. Рундштедт [генерал-полковник фон Рундштедт], начальник штаба, выпроводил этих господ без малейших церемоний, в результате чего они были глубоко оскорблены и тотчас же выразили желание вернуться. Мне пришлось сходить туда и успокоить эту группу, которая так или иначе находилась под контролем офицера из моего управления вооруженных сил, восстановить мир между ними и Гепнером, начальником соответствующего штаба, так что корреспонденты смогли возобновить свою работу и получить необходимую им информацию.

Из Тутова я нанес свой первый визит главному лесничему Мюллеру на полуострове Дарсс, которой был объявлен заказником и куда Геринг пригласил меня поохотиться на оленей в сезон охоты. Принял он меня очень радушно, и я немедленно сошелся с ним, что позднее переросло в теплую дружбу, которая принесла мне много счастливых часов на этом полуострове. В начале октября я подстрелил своего оленя.