– Ладно. – Кора встает, воспринимая это как намек, что пора уходить. – Просто дай мне знать, дорогая, – мягко произносит она, касаясь моей руки, но выглядит разочарованной, и я не могу не задуматься: какое ей вообще дело?

Я ведь просто странная незнакомка, живущая напротив. Ради чего столько усилий? Кора берет маленький кулачок Эйвери большим и указательным пальцем и целует.

– Ну какая же сладкая, – умиляется она и неожиданно добавляет: – Оставь себе брауни, а тарелку я заберу как-нибудь в другой раз.

И уходит.

Глядя, как Кора идет к себе, я стараюсь не думать о том, что она получила повод вернуться. Она машет Пейдж и гладит соседскую кошку, нежащуюся на солнышке у крыльца, а потом из ее дома выбегает девочка-подросток, сует Коре сумочку и кричит, что они опаздывают. Видимо, это Мия. Они садятся в «Лексус» и уезжают.

Я наблюдаю, как задние габаритные огни сворачивают к почтовым ящикам у ворот и дальше на шоссе. Целую Эйвери в головку и закрываю глаза. И даю молчаливое обещание, что мы с ней тоже будем похожи на них: мать и дочь, беззаботно едущие на футбольную тренировку. Я найду способ выбраться из личного ада, в который каким-то образом себя втянула, и Эйвери, возможно, даже никогда не узнает, что я была такой.

4

Кора

На следующий день, опрокинув на диван корзину с постиранной одеждой, я думала о Джорджии. Складывая вещи, разрешаю себе посмотреть сериал, поэтому не тороплюсь. Сегодня Марко Девайн очнулся от комы и узнал, что его гнусный брат-близнец Блейз выдал себя за него, пока тот спал, и украл возлюбленную. Поэтому я подбираю носки с особой тщательностью, чтобы узнать, разберется ли Бьянка Лаврайт, кому принадлежит ее сердце. Даже когда она рыдает у постели Марко, узнав, что он жив, мне все равно трудно сосредоточиться. Джорджия казалась такой яркой и экзотической, но теперь не знаю, что о ней думать. Она выглядит… мне хочется сказать «нездоровой».

Не могу представить, как могла бы целый день сидеть в четырех стенах дома. В сущности, мы живем на побережье Орегона по противоположной причине. Наши тсуги [4] и туи затмевают соседские, а под их величественной кроной маленькие домики напоминают жилища хоббитов. У домов на нашей стороне дороги задние дворы поросли деревьями и полого спускаются к берегу озера. Длинные причалы тянутся к прозрачной воде, и у большинства стоят прогулочные лодки для неспешного плавания по выходным в загородный клуб на другом берегу озера в нескольких милях от нас. Со стороны Джорджии задние дворы выходят к лесу из тсуг; там есть поляна со столом для пикника и качелями в небольшом парке. В воздухе вечно пахнет замшелой корой деревьев, сандалом и хвоей, и я считаю это место просто райским. Как она может бояться всего этого и не выходить из дома – уму непостижимо.

Интересно, что за травму перенесла Джорджия. И какой странный способ справиться с травмой она выбрала. Я смотрела «Я вешу шестьсот фунтов», и там все были травмированные, а потом они утешались картошкой фри с сыром и говяжьей грудинкой, пока их не вынесли из дома с помощью погрузчика и не отправили в Хьюстон на операцию по шунтированию желудка. Это я могу себе представить. А еще есть барахольщики, у которых дом как мусорная свалка – с кучей мягких игрушек и девятнадцатью кошками, но без кошачьего туалета. Я даже и это могу понять: вроде как необходимо набивать дом вещами, которые тебя успокаивают. Но бедняжка Джорджия! Ни говяжьей грудинки, ни игрушечных медвежат, чтобы ее утешить. Она целыми днями одна. Конечно, у нее есть ребенок, но маленький. Ничего не понимающий человечек не может служить утешением. Скорее, наоборот. Да, я люблю детей. Никто не любит детей больше, чем я, но нет ничего хорошего в том, чтобы сидеть вот так взаперти без помощи.

Я могла бы ей помочь. Конечно, Джорджия слегка странная, но, наверное, я могла бы достучаться до нее и вытащить из дома. На втором курсе я изучала социальную психологию и, мне кажется, умею проникать в душу. Не хочу хвастаться, но общение с людьми – мой конек. Я годами выслушивала жалобы подруг. Они приходили именно ко мне: даже в колледже я бесчисленное количество раз придерживала их волосы в туалете грязного бара, когда подруги напивались и их тошнило после расставания с каким-нибудь сокурсником.

Я забирала их из квартир, где подруги проводили ночь со случайным любовником, чтобы они избежали позора, а теперь, когда мы стали старше, кому звонит Конни Уилкинсон, если ее сын сбежал из реабилитационного центра и надо объехать весь район в его поисках? Кому звонит Вивиан Флетчер, когда Стив уходит в запой? А школа, когда нужно сшить костюмы для осеннего спектакля или испечь булочки для продажи на волейбольном турнире? Все полагаются на меня. Осталось только придумать, как показать Джорджии, что она тоже способна на многое.

Пока я пытаюсь решить, что приготовить, пирог из ревеня или лимонное безе, чтобы отнести Джорджии и завязать новый разговор, из еще теплого банного полотенца, которое я встряхиваю, выпадает маленький хрустящий предмет. Я смотрю на половинку свернутого косяка, лежащую на диванной подушке, и в груди все сжимается. Сажусь и поднимаю его, рассматривая. По краю – слабый розовый кружок губной помады. Я не знаю, какой вариант хуже: что Мия курит травку или что у Финна есть любовница.

Когда в январе я нашла в гараже пакетик с травкой, Мия сказала, что его забыла подруга, и поклялась никогда не пробовать. Может, она и соврала, хотя тогда мне так не казалось. Однако Мия не пользуется губной помадой. У нее есть блеск для губ, но бежевый.

Может ли помада принадлежать этой «Выпить с К»? Кладу косяк на кофейный столик и глубоко вдыхаю, потому что у меня слегка дрожат руки. Если тот пакетик и впрямь принадлежал подружке Мии, может, эта же подружка красит губы розовой помадой. Логично. Будь рациональной. Это не объясняет, каким образом косяк оказался в нашем белье, но это вероятно в той же степени, как и то, что он принадлежит любовнице Финна, верно?

Однажды я неправильно все поняла, и меня занесло. И довело до беды. Нельзя слишком остро реагировать. Я знаю, к чему это приводит. Пару лет назад, увидев сообщение в телефоне Финна, я прыгнула в кроличью нору. В эсэмэске значилось: