litbaza книги онлайнРазная литератураРазрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953) - Борис Акунин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 88
Перейти на страницу:
что он бредил во сне. Крупская слышала, что во сне он вскрикивал: если он конем сюда, я отвечу турой», — рассказывает ленинский приятель Николай Валентинов. При этом, отмечают несколько мемуаристов, Ульянову очень нравились всякого рода состязательные досуги, и он должен был непременно побеждать, а проигрыш сильно портил ему настроение.

Примечательно, что, проигрывая не за шахматной доской, а в больших и важных политических делах (это случалось нередко), Ленин, наоборот, не падал духом, а немедленно начинал выискивать, какую пользу можно извлечь из неудачи — весьма сильное качество для лидера.

Страстность натуры и неумение проигрывать делали Владимира Ильича человеком конфликтным. Он был резок и безапелляционен в спорах, без конца с кем-то пикировался и ссорился. Хорошие отношения складывались только «сверху вниз» — с теми, кто безоговорочно признавал его правоту. «Для терпимости существуют отдельные дома», — презрительно говорил Ульянов, и терпимостью он действительно не отличался.

Эта проблемная черта компенсировалась большой харизмой, которую отмечают очень многие. Ленин умел ценить толковых людей, отдавая должное их достижениям. Так называемая «ленинская гвардия» состояла из очень ярких соратников (в отличие от будущей «сталинской гвардии»).

Во всяком человеке и уж особенно в правителе важны моральные качества. Этика Ульянова-Ленина заслуживает отдельного разговора — она в значительной степени определила и облик партии, и политику нового государства.

С точки зрения нормальных человеческих представлений о добре и зле Владимир Ильич был существом совершенно имморальным. У него имелись нравственные принципы, но специфические, легшие в основу концепции «партийной морали». Она гласила, что нравственно всё полезное для партии и безнравственно всё для партии вредное. Вообще-то ничего новаторского в этой идее нет, она известна испокон веков: цель оправдывает средства. Давний знакомый Ленина социал-демократ Потресов пишет про него: «человек, способный идти к своей — пусть высокой, священной цели — через какие угодно низкие преступления».

Основы «партийной морали», собственно, заложил еще нигилист Нечаев, к которому Ленин относился с большим пиететом. «Совершенно забывают, что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь», — сказал однажды Ленин и привел пример нечаевской «потрясающей формулировки».

На вопрос, как следует поступить с царским домом, Нечаев ответил: всех уничтожить. «Ведь это просто до гениальности!» — восхитился Владимир Ильич. (Как мы знаем, он не пощадит даже царских детей).

«Партия не пансион для благородных девиц, — заявил Ленин товарищу по партии Войтинскому. — Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем полезен, что он мерзавец».

Иосиф Сталин, ученик Ленина, впоследствии доведет этот принцип до логического завершения и сделает «полезных мерзавцев» своим главным кадровым ресурсом.

Ленинская беспощадность наложила отпечаток на те жестокие формы, которые принял во время Гражданской войны красный террор. Миф про «злого Сталина» и «доброго Ленина», столь популярный в среде советских шестидесятников, был разоблачен с открытием партийных архивов. Сохранились записки и телеграммы, в которых предсовнаркома требует расстреливать, вешать для устрашения, брать заложников.

Безжалостность Ленина-правителя, по-видимому, объясняется весьма невысоким мнением Ильича о человеческой природе, что оправдывает и невысокую цену отдельной человеческой жизни. Таковы более или менее все идеалисты-визионеры, стремящиеся облагодетельствовать не конкретных людей, а некое абстрактное человечество, или нацию, или класс. Они мыслят массами и миллионами, не боятся, когда при рубке леса летят щепки, видят только «народ», но не различают отдельных лиц. Есть ощущение, что Владимир Ильич существовал в мире, населенном не живыми людьми, а какими-то масками: вот Капиталист, вот Рабочий, вот Крестьянин-Бедняк и Крестьянин-Кулак, вот Профессиональный Революционер, и так далее. Кто-то вреден, кто-то полезен, и всеми можно пожертвовать ради Великой Цели.

Цель и была достигнута — такими жертвами, что лучше было бы к ней и не стремиться, однако что произошло, то произошло, и это стало возможно, потому что в истории сыграла свою роль личность по имени «Владимир Ульянов-Ленин» — расчетливый идеалист, имморальный харизматик, кабинетный теоретик, выдающийся организатор и мизантропический оптимист. Как-то всё это в одном человеке уживалось.

Вклад Ленина в марксистскую теорию можно свести к двум главным тезисам.

Во-первых, революция возможна и без поддержки основной массы населения, при участии одного рабочего класса, причем настоящим носителем власти будет даже не этот ценимый марксистами класс, а его «передовой отряд» — партия.

Во-вторых, эта партия должна являть собой единый, слаженно действующий механизм, подвластный партийной дисциплине. Дискуссии и споры допустимы только на стадии обсуждения, когда же решение принято большинством, всякие шатания и колебания исключаются — это Ленин назвал оксюморонным термином «демократический централизм». По сути дела, он означал, что никакой демократии в партии не существует — всё определяет верхушка, центральный комитет, а рядовые члены исполняют ее приказы.

С течением лет, под воздействием новых обстоятельств, в ленинской теории появятся и другие новации. Владимир Ильич часто повторял слова Энгельса: «Марксизм не догма, а руководство к действию», — и называл извращения изначальной теории диалектикой. Однако два ключевых принципа останутся неизменными. Они и легли в основу стратегии, которая позволила большевикам одолеть всех соперников и захватить власть над страной.

В 1917 году, пока эсеры пребывали в уверенности, что они как крестьянская партия являются истинными выразителями народных чаяний, пока меньшевики доказывали, что рабочие, максимум пять процентов российского населения, не могут брать на себя всю полноту власти, ленинцы сделали ставку не на всю страну, а на центр, то есть на столицу — это и было практическое осуществление идеи «демократического централизма». Достаточно привлечь на свою сторону активную часть петроградского населения, и вся страна подчинится.

С активной частью столичного населения, рабочими и в особенности с солдатами, большевики главным образом и работали — в то время как эсеры с меньшевиками готовились к выборам во всероссийское Учредительное Собрание.

Если проследить за действиями большевистского вождя на протяжении его предреволюционной деятельности, мы увидим, что усилия Ленина все время были направлены на выполнение одной и той же задачи: создания пусть небольшой, но монолитной организации.

Этой работой Ульянов смог заняться, не опасаясь ареста, только в эмиграции, куда попал в 1900 году после сибирской ссылки.

Социалист Георгий Соломон, автор очень интересных воспоминаний, пишет: «Как только Ленин появился за границей, слаженность социал-демократии резко пошла на убыль. Где бы он ни появлялся, рядом с ним шла склока, раздор, бесконечная дрязга».

Так это со стороны и выглядело, из-за чего основная часть социалистов относилась к Ленину и его сторонникам как к сектантам, с которыми трудно договориться о

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 88
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?