– В завещании есть слабое место. Если Кэт станет зрячей, я потеряю все права, которые ты мне даёшь. Ты поставил такие условия, при которых мне выгодно, чтобы она оставалась слепой. Ты должен выделить мою долю наследства, иначе я не буду таскаться по клиникам с твоей дочерью. Я просто оставлю всё, как есть. Так мне будет спокойнее.

– Да, я подумаю над этим… – обескураженно ответил Джек, ещё не пришедший в себя о предыдущих слов.

Энрике ушёл в очередной рейс, а когда вернулся, то всё было уже кончено. Джек покоился в семейном склепе Норфолков. Кэт находилась в частном пансионе для слепых детей. Завещание осталось в том виде, в каком оно было составлено. Джек его не изменил. Не успел или не захотел…

– Что ж, ты сам сделал выбор для своей дочери, – сказал Энрике, помешивая кочергой золу в камине, которая прежде была папкой с вырезками об успехах офтальмологии и медицинскими документами племянницы. На будущем Кэт был поставлен крест. Энрике не хотел лишаться своего материального базиса, а потому Кэт суждено было до конца своих дней оставаться во тьме.

В правильности своих поступков он убедился спустя несколько месяцев, когда его морская карьера потерпела полный крах. Его карьера оборвалась на самом взлёте, на пике. Он уже был старшим штурманом пассажирского лайнера, ему оставалась одна ступенька, один шаг до того, чтобы стать хозяином капитанского мостика «Скандинавии». Он уже считался на судне вторым человеком после капитана, но это лишь один из промежуточных этапов на пути к цели. А цель – капитанские нашивки. Он должен пройти весь путь и достичь вершины, чтобы доказать всем и себе самому, что он вовсе не дрянь и ничтожество, каковым его считали в собственной семье. Он – Личность, рождённая выполнить своё предназначение. Всё в его карьере шло ровно и гладко, и оставалась лишь одна ступенька… Кто бы мог подумать, что тот тщедушный мужичонка, который, будучи пассажиром первого класса, позволял себе разгуливать по палубе в пижаме, тапочках и панаме из газеты и которому Энрике весьма дерзко ответил на его замечания и глупые придирки – он оказался большим чиновником при Кабинете Министров, да ещё к тому же особой, вхожей в королевскую семью. Он подал жалобу на Энрике куда-то в высокие инстанции. Когда «Скандинавия» стояла на якоре, на борт прибыли три чинуши, чтобы побеседовать с Энрике по поводу написанного на него доноса. И надо же было явиться этим канцелярским крысам именно в тот день, когда Энрике немного выпил. Нет, он вообще-то не пил, тем более на борту. А тогда его словно бес попутал. Словом, проверяющие увидели в стельку пьяного старшего помощника капитана. В те же дни телевидение крутило записи ареста наркокурьеров с маленького рыболовного сейнера «Гибралтар». И хотя за прошествием времени доказать ничего было нельзя, всё же в послужном списке Энрике значился «Гибралтар»… Он был когда-то капитаном злосчастной развалюхи…

Энрике уволили. Без компенсации, без выходного пособия, с позорной записью в личном деле. Так бесславно закончилась его карьера.

Оставшись без гроша за душой, он понимал, что существует только как опекун своей племянницы. Ему нужно было иметь собственные средства к существованию. Путь к этому был один – жениться на богатой женщине. Найти богатую женщину гораздо сложнее, чем просто женщину. Но Энрике находил, ухаживал, очаровывал их своим обаянием и родовым поместьем. Он не говорил, что владеет всем этим его слепая племянница, а он лишь её опекун. Зато он рассказывал о своих морских странствиях. Казалось, нет на свете женщины, которая устоит, останется равнодушной к мужским доблестям. Но ни одна из дочерей Евы не осталась с ним. Они уходили, оставляя его в недоумении: почему? Да просто никто не хочет иметь рядом с собой человека с неустойчивой психикой с явными признаками неврастении…

И вот недавно он познакомился с молодой прелестной американкой. Её очарование было столь велико, что она в 20-летнем возрасте сумела обаять дедушку-миллионера весьма и весьма преклонных годов. И дело даже не в том, что она стала его женой, а в том, что когда новобрачный отправился в мир иной, то оказалось, что все свои миллионы он завещал ей, своей юной супруге, пятой по счёту. Другие наследники – дети от предыдущих четырёх браков – не получили из отцовского дома даже чайной ложки. Именно поэтому Джессике Рэй и пришлось покинуть Штаты – она боялась преследований своих обозлённых пасынков и падчериц, у которых, кстати, дети уже были старше её самой. Всё это обобранное ею семейство, словно многоглавый огнедышащий дракон, шло за ней по пятам, находя её дома, в отеле, в баре… Она стала бояться телефонов, которые будили её посреди ночи, пугалась теней и случайных прохожих. Она робела от нечаянных взглядов, которые ловила на себе; ей казалось, что сзади кто-то наводит на неё прицел, она резко оборачивалась и, не видя никого, снова чувствовала себя на мушке и снова оглядывалась. И только приехав на туманный Альбион, она вновь стала прежней Джессикой. А Энрике, глядя на неё, говорил себе, что именно такая женщина ему нужна: молодая, красивая, весёлая, богатая. Ведь не все богатые женщины, которые ему попадались, были молодыми и красивыми. В Джессике сходилось всё, что было ему нужно. И он готов был драться за неё до конца.

О деньгах они не говорили. Энрике не признавался, что юридически не владеет ничем и не спрашивал Джессику о её капитале. Так было проще. Зато он узнал, что нужно ей для счастья. Она сообщила, что очень хочет иметь детей. Со старичком-миллионером это было невозможно. Он уже не был способен к деторождению. Но теперь, когда Джессика обеспечила себе будущее, ей нужен здоровый, красивый муж, чтобы завести здоровое потомство. Пока молодая вдова весело щебетала, Энрике думал: «Не упущу вдовушку. Она будет моей. Любой ценой!»

Джессика хотела осмотреть его родовой замок. Энрике, конечно же, пригласил её в гости. Он обязательно покажет ей английскую старину. Но там – Кэт, родившаяся слепой. Если Джессика узнает, она ни за что не выйдет замуж за Энрике. Ведь она так мечтала о детях – здоровых и полноценных. А если она узнает, что в его роду рождались слепые, то сбежит от него, как от чумы. Поэтому Энрике решил на время спрятать Кэт. Для этого он и ехал сейчас в поместье.

Он уже видел вдали знакомые башенки Норфолк-холла. Ещё немного – и он будет дома. Энрике повернул направо и направил машину мимо ухоженных зелёных лужаек и аллей. Въехав в ворота, он остановился у дверей своего замка, вышел из машины и подошёл к огромной клумбе перед входом. Он выбирал цветы для Кэт. Розы колючие, вот, пожалуй, пионы можно. Он сорвал пять ярко-бордовых цветков и направился в дом.

– Дядя, это ты? – послышался девичий голосок.

– Да, Кэт, это я, – ответил Энрике. – Устал с дороги, – зачем-то сказал он, хотя никакой усталости не чувствовал. Наверное, ему хотелось, чтобы его пожалели.

Кэт была уже взрослой, 19-летней девушкой. Детская её красота ещё больше расцвела и теперь её не тронутое косметикой лицо было абсолютным совершенством. Куда там голливудским звёздам! Воистину, если Господь отнимает что-то одно, то щедро вознаграждает другим. Но красота её была абсолютно не востребована, и вообще была ей совершенно не нужна, ведь её никто не видел в этих стенах, да и сама Кэт не знала, как она восхитительно красива. А если бы и знала, то что бы от этого изменилось в её тёмном мире?