Супруг Лаймы, подтянутый и моложавый, облаченный в смокинг, встречал их в небольшом уютном холле галереи. Он галантно поцеловал руку сначала Лидии Петровне, затем Ирине.

– Как вы хорошо все оформили, – похвалила Лидия Петровна. – Сразу видно, что у людей водятся деньги.

– Милая Лидия Петровна, – ответил Владимир. – Ради моей Лаймы я готов на все, вы же это знаете. Признаться, вы правы, наше увлечение – дорогостоящее хобби, но и отдача тоже значительная. Если бы вы знали, с каким энтузиазмом Лайма принималась за обустройство галереи.

– Владимир Сергеевич, – Миронова прервал невысокий лысоватый субъект с уставшими глазами, одетый в помятый костюм. – Мы закончили…

Миронов, обернувшись к незнакомцу, представил его Лидии Петровне и Ирине:

– Илья Евгеньевич Татарчук, следователь прокуратуры, который… который проводит дознание по факту смерти охранника, я ведь правильно вас представил?

Следователь Татарчук вздохнул:

– Я повторяю, Владимир Сергеевич, мы завершили. Я понимаю, что у вас на сегодня запланировано торжественное мероприятие, посему желаю вам всего хорошего. Окончательный вывод о причине смерти охранника сделает судебно-медицинский эксперт, однако, как я уже говорил, предварительный вывод – смерть от естественных причин. Думаю, вам теперь нужно нанимать на работу человека помоложе.

Следователь говорил монотонным, усталым тоном, скорее всего, он замучен работой и семьей, подумала Ирина. Татарчук, переведя взгляд на Ирину, встрепенулся:

– А вы ведь Ирина Татищева, не так ли? Знаменитая писательница?

– Да, это так, – важно ответила Лидия Петровна. – Это моя дочь. Ирочка, – она повернулась к Татищевой, – молодой человек явно не откажется от твоего автографа.

– Да нет же, – сказал холодно Татарчук. – Я хотел сказать, что в ваших детективах вы совершенно неправдоподобно описываете работу внутренних органов, совсем неправдоподобно…

– Разрешите предложить вам закуску, бутерброды с черной икрой, – быстро перебил его Миронов, подзывая к себе официанта с подносом. – Илья Евгеньевич, вы наверняка проголодались, вы у нас тут уже полдня. Я бы предложил вам шампанского или чего-то покрепче, но, понимаю, вы на службе.

– От бутербродов с икрой не откажусь, – сказал коротышка, хватая сразу два. – А это что у вас, балык? Ага, его я тоже люблю. Вы правы, я у вас тут намучился, с этим умершим охранником столько мороки, ладно бы вас грабанули или его убили, так нет, весь переполох из-за сердечного приступа…

Ирина не смогла сдержать улыбки. Следователь Татарчук наверняка прав, о милиции она писать не умеет, хотя и консультировалась с несколькими следователями и даже приезжала на день в настоящий отдел по раскрытию убийств. Но почему-то все милиционеры выходили у нее или злодеями, методично планирующими уничтожение героини, или романтическими личностями, которые спасают героиню из лап вышеупомянутых злодеев. Но Илья Евгеньевич Татарчук был весьма колоритной личностью, Ирина решила, что не откажет себе в удовольствии описать его в своем новом романе – если таковой появится вообще.

– Я хочу дать вам, уважаемая писательница, несколько советов, – с набитым ртом продолжал Татарчук. – Эй, официант, что это у тебя, буженина, неси сюда! Во-первых, когда вы описывали сцену захвата заложников в прокуратуре обезумевшим маньяком, у вас там громоздится одна нелепица на другой…

Ирина приготовилась слушать многословные объяснения Татарчука. Ей уже попадались подобные читатели, которые, похоже, покупают романы исключительно с одной целью – искать в них несоответствия и ошибки. Впрочем, она сама виновата, если дает им повод эти ошибки выискивать.

Она вполуха слушала монотонное ворчание Ильи Евгеньевича, одновременно наблюдая за прибывающими гостями. Несколько знакомых лиц, кто-то из Министерства культуры, два или три известных журналиста, прочий бомонд.

– Нет, достопочтенная Зинаида Аполлинарьевна, я позволю себе с вами не согласиться, – услышала она густой бас. Ее внимание привлекла странная троица. Нескладный и высокий пожилой человек, похожий на ученого, с клиновидной бородкой и длинными белоснежно-седыми волосами, бурно жестикулируя руками, высовывающимися из манжет короткого смокинга, объяснял что-то плотной и величественной даме в красном платье и рыжем парике. Рядом со смешным ученым суетился худосочный молодой человек с чахлыми черными усиками и блестящим пробором посредине лысеющей головы, который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и молодым. Он ловил каждое слово бородача и поддакивал ему. Дама в красном не смотрела на собеседника, словно его и не слушая, а потом произнесла:

– Ярослав Мефодьевич, я знаю вашу точку зрения, я полемизировала с вами на страницах «Вестника археологии», и мне, честно говоря, плевать на те результаты, которые вы получили во время той сомнительной экспедиции в Южной Америке. Ваша трактовка периода владычества дольмеков совершенно не выдерживает никакой критики…

– Да что вы говорите! – воскликнул тот, кого дама именовала Ярославом Мефодьевичем. – Зинаида Аполлинарьевна, вы рассуждаете не как доктор наук и профессор, а как, прошу прощения, дилетант! Вы игнорируете обнаруженные нами при раскопках артефакты и настаиваете на вашей, совершенно нелепой точке зрения. Валера!

Он повернулся к сопровождавшему его худосочному человеку с растительностью над верхней губой, тот поддакнул:

– Мэтр, вы совершенно правы, уважаемая профессор Треухо-Ляпина явно заблуждается!

Дама в парике открыла рот, чтобы дать отпор атаке ассистента, однако к ней приблизилась Лайма.

– Ярослав Мефодьевич, Зинаида Аполлинарьевна, как я рада вас видеть на открытии галереи. Вас, двух самых известных в нашей стране специалистов по дольмекам. Ярослав Мефодьевич, если бы не ваша помощь во время экспедиции после ужасной гибели профессора Венденяпина, я бы ни за что не справилась с поставленной задачей. Валера, привет, – обратилась она к помощнику профессора.

Ирина слушала монолог следователя Татарчука, который с рекордной скоростью поглощал один бутерброд за другим и вещал, приводя ей все новые и новые ошибки в ее же романах.

– А как вы описывали работу патологоанатома, это ведь курам на смех! Насмотрелись американских сериалов про полицию, понабрали оттуда сомнительной информации и думаете, что можете писать о том, как это происходит в России?

Татищева, чувствуя, что от скрежечущего голоса следователя у нее начинает болеть голова, извинилась и отошла в сторону. Илья Евгеньевич явно не понял, почему Ирина Татищева бросила его. Он повернулся к стоявшему недалеко официанту и спросил:

– Разве я сказал что-то не то? И где у вас бутерброды с севрюгой?

Как Лайма и обещала, прошло чуть больше пятнадцати минут, и началась торжественная церемония открытия галереи. Немного волнуясь, Лайма, выйдя на середину зала, произнесла:

– Дамы и господа! Я чрезвычайно рада от лица моего супруга, Владимира Миронова, без чьей поддержки эта галерея никогда не увидела бы свет, и от своего лица приветствовать вас. В этой галерее для всеобщего обозрения будут выставляться предметы, находящиеся в нашей личной коллекции, мы планируем представить вашему вниманию культуру наиболее загадочного племени южноамериканских индейцев-дольмеков. Я рада отметить, что сегодня среди нас находятся два наиболее выдающихся специалиста по дольмекам в нашей стране, а возможно, и в мире: профессор Зинаида Аполлинарьевна Треухо-Ляпина и профессор Ярослав Мефодьевич Иваницкий. Увы, профессор Николай Антонович Венденяпин не дожил до этого светлого момента, его жизнь, как нам всем известно, оборвал ужасный несчастный случай во время археологической экспедиции в Южной Америке. Но его дело продолжил многоуважаемый профессор Иваницкий, который приложил все силы для того, чтобы сегодня мы имели возможность открыть нашу галерею.