редко ищут кого-то. Обычно, если людей связывает что-то там, в земной жизни, они встречаются здесь. Конечно, если хотят этого.

– Но я хочу! Я за этим сюда…

Оборвав фразу на полуслове, Робин закусила губу. Она была не уверена, что нужно рассказывать этому незнакомому молодому человеку о своих планах вернуться. Мало ли…

– Ты что, решила умереть за… него? – догадаться было нетрудно, и он, конечно, догадался сам. И впервые в его глазах мелькнул настоящий интерес. – Такой ненормальной я еще не встречал.

Слова рвались наружу, но Робин держалась, как могла. Пожалуй, даже при жизни она не испытывала такую злость. Но он был ей нужен – очень нужен. А значит, стоило потерпеть.

– Ладно, не кипи. Я не знаю, как тебе помочь. И никто не знает.

– Никто? – Внутри похолодело. Неужели она зря решилась лишиться жизни ради… Ради чего?

– Никто. – Парень пожал плечами и посмотрел в ту сторону, куда ушли его друзья. Их уже не было видно. – Тут никто никого не ищет. Просто находит. Самое лучшее, что ты можешь сделать, довериться чувствам. Может, узнаешь о себе и о своем этом…

– Габриэле…

– Да все равно. Узнаешь много нового.

– Ты уже второй человек, кто мне это говорит, – пробормотала Робин.

– Думаешь, это совпадение? – хмыкнул он и, развернувшись, пошел к тому зданию, из которого они совсем недавно вышли.

– А можно мне с тобой?

Девушка еле поспевала, семеня рядом. Она сама не знала, почему вдруг захотелось пойти за ним. Может быть, потому, что он был единственным более или менее знакомым в этом странном мире? И он сказал – следуй за своими чувствами. Она так и делала.

Молодой человек ничего не ответил и даже не оглянулся на нее. Войдя в высокое, как и все другие в этом районе, здание, он быстрым шагом подошел к лифту и, дождавшись, когда откроются двери, пропустил ее вперед.

– Кристиан. Мое имя.

– Робин, – улыбнулась девушка.

– Понятно.

Из лифта выходили молча и также молча шли по коридору, уставленному кадками с живыми растениями с темно-красными листьями – яркие пятна в бесцветном сером пространстве, так похожие на обивку крышки гроба.

– Интересно, тут только живые растения имеют цвет. Как же тогда рисуют красками художники на площадях? – спросила Робин, не надеясь на ответ.

– Натуральные краски. Ничего необычного, – пожал плечами Кристиан и вошел в дверь в самом конце коридора.

Робин последовала за ним. Стены вокруг были оклеены обоями с витиеватыми черно-белыми узорами, больше подходящими для великосветских гостиных, чем для этого сомнительного заведения. В практически кромешной темноте, разрываемой, словно молниями, вспышками фотокамер, сложно было что-то рассмотреть, но увиденное поражало.

Огромное помещение делилось на зоны, разделенные между собой лишь толпившимися вокруг людьми. Где-то стояли широченные, метра в два, кровати, на которых извивались обнаженные тела, где-то – деревянные щиты с привязанными к ним истерзанными людьми, едва прикрытыми лохмотьями одежды. Чуть в стороне стояли столы, ломившиеся от еды, и совсем молодые, худенькие до костей девчонки запихивали в себя килограммы деликатесов под улюлюканье зевак. В другом конце комнаты устроили настоящую пыточную, и сейчас от боли корчились три непонятного пола и возраста человека, изрезанные до такой степени, что, казалось, мясо вот-вот спадет на пол, как говяжий тартар. Останется только приправить его яичным желтком и подать на стол, где с таким удовольствием до заворота кишок нажирались молодые девчонки.

Кристиан уверенно шел вперед, туда, где у окна, зашторенного совершенно черными шторами, был установлен бар. Робин едва поспевала за ним, боясь себе признаться, что увиденное не только пугало, но и странно возбуждало. И особенно остро чувствовалось сейчас желание выпить пару стаканов виски и, желательно мучаясь от спазмов в желудке и головокружения, завалиться спать.

– Водку будешь? – крикнул Кристиан и, не дожидаясь ответа, протянул ей стопку с бесцветным содержимым.

Выпив залпом обжигающую пищевод жидкость, больше похожую на чистый спирт, Робин закашлялась. Захотелось есть. И покурить, чего она не делала все с тех же забавных лет в институте.

Словно прочитав ее мысли, Кристиан подтолкнул девушку ближе к барной стойке и щелкнул зажигалкой, кивнув на пачку сигарет, лежащую рядом.

«Довериться чувствам», – пронеслось в голове. И тут же стало все равно. На людей, творящих какие-то немыслимые вещи прямо у нее за спиной, на фотографию, которую она все еще сжимала в руке, боясь выронить и потерять, на молнии фотовспышек. Мир сузился до скрученного в бумагу табака и дыма, ласкающего обожженное водкой горло.

***

– Ты слишком напряжена, расслабься, – смеялся Кристиан, стараясь перекричать шум толпы и щелкающих, словно затворы автоматов, фотоаппаратов.

Он стоял почти обнаженный у огромного деревянного щита. Через секунду его руки и ноги уже привязывали веревками, растягивая до такой степени, что хрустели суставы. Нечего было и думать о том, чтобы сбежать, но он этого и не хотел.

Робин глотала все происходящее жадными глазами, как остывшую жареную картошку с луком дома у Дейва в тот день, когда он предложил ей умереть за любовь. Она не помнила, зачем оказалась здесь, не понимала, что должна делать. Остановить это безумие или дать продолжать – такого вопроса даже не стояло. И стыдно, и страшно было признаться себе, что нестерпимо хочется увидеть продолжение. Словно тот ее взгляд, который отпугивал людей, давно жаждал именно этого. Именно это ей хотелось увидеть, но все никак не представлялась возможность.

Эти мысли были в новинку. Возможно, где-то в подсознании и теплилась всегда какая-то особая нелюбовь к людям и жажда расправы, но кроме слишком выразительных глаз, приоткрывающих щелочку в глубины ее души, ни она, ни кто-то другой не могли бы никогда сказать, что в этой девушке прячется настоящий монстр. Дремавший до тех самых пор, пока его не спустили с цепи.

«Довериться чувствам».

Истошный крик Кристиана вырвал ее из мыслей. Тягучий, словно засахаренный мед, гул зала померк перед той болью, которую испытывал молодой человек, тело которого резали тончайшими лезвиями несколько молодых человек.

Кто-то всунул в руки Робин острый нож и подтолкнул вперед. Застыв как вкопанная прямо перед Кристианом, девушка не могла оторвать глаз от истерзанного тела.

– Давай, Бобби, – почти визжал молодой человек, привязанный к щиту.

«Бобби». Ее имя склоняли по-разному. И Роб, и Ро, и – самое приятное – Биби. Но Бобби ее называл только один человек…

Ее отец. Жуткий подонок, если верить словам матери. Он никогда не трогал свою дочку – некогда было. Пока Робин не исполнилось двенадцать, Питер Вайсс редко появлялся дома – зарабатывал где-то далеко на севере неплохие