— Знала… — прошептала она. — Знала…

Этого было достаточно. Старший сделал жест глазами тем двоим в бабочках — оба тут же энергично покинули апартаменты жены посла. Однако было поздно. Нигде: ни в здании посольства, ни во дворе, ни в одном из припаркованных автомобилей агент английской разведки найден не был. Сын крестоносца её королевского величества Джон Ли Харпер бесследно исчез.

В это время он уже находился на конспиративной квартире, расположенной по самому ближайшему соседству от Посольства Великобритании — в доме грязно-серого цвета, что на набережной. В ожидании сотрудника Центра он думал лишь об одном — о том, что теперь будет с Норой, если она не успеет. За девочек он был спокоен: они оставались под присмотром «своих». Мысленно он прикидывал возможные варианты развития событий и медленно, заставляя себя сохранять холодный разум, отсортировывал один от другого. Однако ни в одну из его версий не входил самый страшный из вариантов, потому что к этому моменту Джон ещё не знал, что сорок минут назад он видел свою жену Нору Харпер последний раз в жизни…

Нору прождали до вечера, хотя и так было ясно, что раз она не пришла в назначенное время, то уже не придёт к храму никогда.

Трое ближайших суток Джон прожил в квартире, расположенной на седьмом этаже Дома на набережной, в ожидании любых событий. Ещё оставалась слабая надежда, что появятся какие-либо вести относительно Норы. Хотя из опыта он знал, что, скорее всего, в настоящий момент Нора находится под домашним арестом в здании посольства, и в случае, если события не приобретут неожиданный поворот, её депортируют в Лондон до принятия окончательного решения по Джону.

Центр также решил выждать, не предпринимая ничего, в надежде, что первые действия будут предприняты англичанами, и тогда можно будет сориентироваться и реагировать точнее.

На четвёртый день безрезультатного ожидания Джона отправили в хостинский дом, да и только из-за того, что там оставались дети.

Задача перед Центром теперь стояла не из простых, а именно — что делать с Джоном Ли Харпером в сложившихся обстоятельствах. Провал был очевиден, равно как стала очевидной полная невозможность отныне использовать Харпера в прежнем качестве. А если ещё точней, то уже просматривалась и бессмысленность опеки разведорганами НКВД ценного агента. Ладно, решили в органах, пусть поживёт пока с дочками, мы же подождём официальной реакции Посольства на исчезновение английского подданного.

Ждать себя англичане не заставили. МИ-5 решила развернуть ситуацию следующим образом. В Восточном отделе рассуждали так: Харпер имеет статус иностранного гражданина, стало быть, ответственность за бесследное исчезновение на территории Советского Союза важной английской шишки, торгующей тракторами с Советами, целиком будет лежать на русских. Необнаружение высокопоставленного иностранца грозит международным скандалом и выносом сора из избы, на что русские вряд ли пойдут, тем более в эти первые послепобедные дни, когда всё ещё сильны союзнические настроения. Но с другой стороны, Харпера не отдадут ни при каких условиях, это совершенно ясно — слишком много знает. Тогда что на выходе? А на выходе — единственное решение, которое, скорее всего, устроит обе стороны. Русские, вероятней всего, заявят о задержании торгового представителя крупнейшей английской компании Джона Ли Харпера, представят доказательства его шпионской деятельности на территории Советского Союза и если не расстреляют, то отправят в дальние лагеря на весь остаток жизни. Гипотетически русских такое решение должно устроить более чем, поскольку им наверняка невыгодно оставлять без присмотра столь много знающего разведчика — к чему подобный риск? А МИ-5, в свою очередь, минимизирует позор и понесённые потери в результате измены ценнейшего кадра британской разведки. При подобном раскладе событий сам факт измены просто отменяется — куда как предпочтительней доложить наверх официальную версию ареста одного из лучших разведчиков, успевшего сделать для страны так много неоценимого…

Британские аналитики попали в точку. Именно с таких позиций рассматривали ситуацию в Центре, и именно такое решение, как наиболее разумное, было принято в отношении Джона Харпера. В хостинский дом ушла шифровка, информирующая командира бригады НКВД капитана Зернова, об изменении ситуации с подопечным. Младшему лейтенанту Гражданкиной было предписано готовиться к откомандированию в ближайшие дни к новому месту службы, Зернову же и старлею Харлампиеву приказано оставаться при подопечном до момента его официального ареста. При этом было обращено внимание на неусыпный контроль за Харпером в связи с возможностью его побега. Хотя и понимали, что уйти с девочками тому будет практически невозможно. И всё же никто не хотел брать на себя риск в этой сложной ситуации.

При этом Центр рассматривал различные варианты поведения Джона, допуская среди прочего вариант его ухода из-под опеки НКВД, исходя из предположительных размышлений самого Харпера, которые целиком могли совпасть с решением Центра относительно его будущего.

Однако вышло всё не так, как планировала и разведка, и контрразведка. Получилось проще и гораздо страшней — так, как никто и предугадать не мог, хотя получившийся результат не изменил радикальным образом первоначально намеченных планов обеих сторон…

К девочкам Джон прибыл сам не похожий на себя, лицо чернее тучи, глаза воспалённые, под глазами мешки. Не давала успокоиться мысль о Норе. Остальное беспокоило меньше, к такому развитию событий мысленно он был готов все пять лет службы на русских. Не верил лишь тому, оставаясь в каком-то смысле идеалистом, что русские не позаботятся о нём и о его семье, когда пробьёт час икс. В итоге та самая идейность, заложенная отцовскими рыцарскими генами, сыграла в этой удивительной истории не последнюю роль и отчасти привела к крушению жизни и судьбы Джона Ли Харпера.

— Мама улетела домой, повидать своих и дедушку Мэттью, — объяснил он дочерям. — Просто были лишние места в самолёте, так что мы решили воспользоваться случаем. Скоро она вернётся, девочки. А вы пока отдыхайте, кто знает, когда мы в следующий раз сюда попадём… Война закончилась, скоро у нас у всех будут совсем другие заботы, да?

Объяснение отца близняшек вполне устроило, и они унеслись на пляж. В этот вечер впервые за последние годы Джон разрешил себе напиться. В своей спальне на втором этаже он налил до краёв стакан скотча и медленно выцедил содержимое до дна. Лег на спину и уставился в потолок. Через открытое окно спальни было слышно, как майские волны Черного моря накатывают на галечный берег, разбиваясь о волнорез в мелкую искристую пыль. Глядя в потолок, он не мог видеть, но точно знал — если повернёт голову влево, то обнаружит за прямоугольным, выкрашенным белым маслом окном чёрное небо, усыпанное изумрудными южными звёздами, среди которых он давно уже выбрал себе тайную тропинку, о которой никто не мог знать, даже Нора. И это было не какое-нибудь созвездие или привычное расположение маленьких планет. Это была его тайна, его личная тропа, которую он мог найти всегда, как бы ни было темно в небесах и как бы причудливо ни менялась эта звёздная россыпь. И он повернул-таки голову налево, но, к своему удивлению, на этот раз звёзд не обнаружил, небо заволокло беспросветно-чёрным, и это чёрное обрамлялось контрастным прямоугольником белого окна. Больше не было ничего: ни цвета, ни звуков, ни привычного такими знойными вечерами умиротворения и тихой радости. И тогда начинающему резко пьянеть Джону Харперу подумалось, что это всё же лучше, чем если бы чистый белый свет был просто окантован чёрной рамкой того же прямоугольника…