– Боже милосердный! – Серия перекрестилась. – Помоги Нимфе найти работу.

Деревенский мальчик, который бредил суворовским училищем, прошел длинный жизненный путь. Черный китель и алые погоны суворовца Саше Строеву примерить не довелось. Но он отслужил в армии два года, с отличием окончил военное училище, получил офицерское звание, прошел Афган и Чечню, был дважды ранен. Александр Иванович показал себя умным и решительным командиром, умеющим сохранять хладнокровие в критических ситуациях.

После Чечни, где командовал дивизией, он окончил курсы при Генеральном штабе и был переведен в центральный аппарат Министерства обороны. Строев ни перед кем не заискивал, никого ни о чем не просил. Но благодаря широкому профессиональному кругозору, четкой логике мышления и, главное, умению оперативно и грамотно решать поставленные задачи он быстро продвигался по служебной лестнице. Александр Иванович получил генеральское звание и за несколько лет службы в штабе стал одним из самых влиятельных руководителей ведомства.

Министр обороны по фамилии Цусик, назначенный из гражданских, недолюбливал Строева, но вынужден был считаться с мнением профессионала.

И вот теперь распечатка откровенного разговора сенатора, кандидата в президенты США Майкла Ферри с командующим Восточноазиатской группировкой Стивеном Кондраки лежала на рабочем столе этого профессионала. Александр Иванович задумался, двумя пальцами пригладил маленькие серебряные усики.

Поставив задачу капитану Сенину, он рассчитывал, что удастся нащупать каналы связи адмирала Кондраки с американским Министерством обороны. Получилось не совсем то. Капитан выявил и смог прослушать линию, соединяющую командующего группировкой всего с одним абонентом, но каким!

Из контекста перехваченной беседы следовало, что Майкл Ферри поддерживает неформальные отношения с Кондраки и делится с ним планами отстранения от власти президента Ларри Гровера. Упоминание сенатором Джона Кеннеди, застреленного в Далласе, звучало зловеще. Но больше всего российского генерала обеспокоил разговор о лаборатории под номером 733 в сочетании со словами «вакцина», «препараты», «воздействие ядов», «подопытные», «морские свинки», «испытания», «вербовка».

Александр Иванович обладал не просто хорошей, а феноменальной памятью. Этого коренастого генерала со строгим внимательным взглядом карих глаз, густым ежиком русых с проседью волос и аккуратными, короткострижеными усиками называли в военном ведомстве человеком-компьютером, что соответствовало его уникальным способностям. Александр Иванович мог назвать по имени и отчеству человека, с которым встречался несколько лет назад, вспомнить, при каких обстоятельствах это случилось, восстановить детали разговора.

Строев никогда не записывал номера телефонов, он их запоминал. Голова его хранила схемы важнейших исторических сражений, статистические данные, кодовые названия различных военных объектов, годы жизни императоров и великих полководцев.

– Лаборатория семьсот тридцать три, – задумчиво произнес генерал.

Объект, упомянутый Майклом Ферри, вызвал в памяти Александра Ивановича другое кодовое наименование: «Отряд 731». Он вспомнил поездку в Китай, деревню Пинфан, длинное, похожее на казарму здание, куда водили российскую военную делегацию китайские коллеги. Теперь это музей, но, начиная с тридцатых годов двадцатого века и вплоть до освобождения этой территории частями Красной армии, здесь действовал отряд 731 – японская фабрика смерти, занимавшаяся выведением спор сибирской язвы, бактерий чумы, брюшного тифа, холеры.

Японский император Хирохито, мечтавший о мировом господстве, понимал, что обычными вооружениями и самурайским духом достичь этой цели невозможно. Тогда, в начале тридцатых годов прошлого века, Токио взял курс на создание бактериологического оружия, посредством которого можно было при минимальных затратах уничтожить миллионы людей.

Эффективность бактерий, выведенных отрядом 731, проверялась на азиатах и европейцах. В качестве подопытных представителей азиатской расы использовались китайские, корейские и монгольские крестьяне, а европейской – русские эмигранты, проживавшие в городе Харбине, находящемся неподалеку от фабрики бактерий.

Вернувшись из Китая, Александр Иванович ознакомился с японскими документами, захваченными во время войны. Начальник архива тогда подвел его к стеллажу с пожелтевшими папками. В них были карты и фотографии секретного объекта, состоявшего из ста пятидесяти зданий, включая крематорий, в котором сжигались тела жертв эксперимента.

Строев скользнул взглядом по выцветшим подборкам документов с иероглифами на обложках и обратил внимание на папку, стоящую особняком и обозначенную кодом «733».

– Это, по-видимому, относится к какому-то филиалу основного объекта, – пояснил сопровождающий. – Но все документы в подборке зашифрованы. Сразу после войны армейские спецы пытались их прочитать, но не смогли. Потом кто-то наверху счел, что эти материалы потеряли актуальность. Так вот и пылятся на полке. Уже, наверное, и объекта давно нет, а папка все хранится. Никто не знает, что в ней находится.

Строев один за другим переворачивал желтые хрупкие листки, исчерченные колонками цифр. Ни схем, ни фотографий, которые могли бы натолкнуть на мысль о назначении и характере объекта, скрывающегося за кодом «733», на них не было. Тогда генерал подумал, что при нынешней технике вскрыть старый японский шифр не проблема, но прошло уже семьдесят лет. В наше время эта макулатура никому не нужна.

Теперь же из перехваченного разговора выяснилось, что лаборатория 733 существует, действует под американским контролем, а российская сторона сведениями о ней не располагает.

Строев запросил из архива заинтересовавшую его папку, вызвал начальника шифровальной службы и сказал, придвигая к нему документы:

– Сегодня у нас пятница… – Генерал на секунду задумался.

Во вторник ему предстояло вылететь в Париж. До отъезда в командировку Александр Иванович очень хотел бы знать, что представляет собой эта лаборатория 733.

– В воскресенье утром материал, расшифрованный и переведенный на русский язык, должен лежать у меня на столе. Понятно?

– Так точно, товарищ генерал! К воскресенью сделаем, – пообещал шифровальщик, уложил папку с японскими иероглифами в портфель, козырнул и вышел.

Самолет приземлился в Кларке с трехчасовым опозданием. Бывшая американская военно-воздушная база встретила пассажиров изнуряющей жарой. В полете Дэн Ливингстон еще дважды заказывал виски. Он не был сильно пьян, но пары спиртного клубились в его голове как облака, предвещавшие грозу над островом Боракай.

Только чудо могло помочь Дэну Ливингстону реализовать сегодняшнюю программу, но такового не случилось. Самолет на Хошимин вылетел в соответствии с расписанием, то есть более часа тому назад. Следующий рейс планировался через сутки. Ливингстон оформил новый билет, позвонил мадам Бинь и перенес переговоры.