– Нет мой мир, – сказала я.

– Не мой мир, – поправил он.

– Не мой мир.

Для следующей фразы изобрела новые жесты. Пришлось касаться его и себя. Он не скрывал удовольствия от моих прикосновений, от того, что я сосредоточена на нем. Словно завороженный, наблюдал за мной.

– Отпусти я.

– Отпусти меня.

– Отпусти меня, – повторила я.

– Нет.

Знала, каков будет ответ, но попросить стоило.

– Моя, – добавил он и прикоснулся двумя пальцами к моей шее. О значении татуировки догадалась верно.

Я мягко улыбнулась и склонила набок голову, задумчиво глядя в его желтые глаза.

– Нет.

Желтизна потемнела. Мое «нет» добавило к краскам его эмоций странное дикое упрямство.

Я взялась за жесты, подкрепляя их уже известными словами.

– Твоя – не твоя, я решение, я.

– Твоя или нет, я решу сама, – он произнес это, сжимая челюсти.

– Твоя или нет, я решу сама.

Он злился, но истину видел. Если бы не видел, то не возился бы со мной, не относился бы настолько бережно. Его выводил из себя не сам факт моего несогласия, его мучили сомнения, добьется ли он этого согласия. Он ведь его добивался. Что же касается моего поведения, моего восприятия самой себя и окружающего мира, то это его увлекало так же, как моя внешность и моя личность в целом.

Тогда с его помощью я продолжила:

– Чего ты хочешь?

– Где твой мир?

Я молча опустила взгляд на его грудь.

– Как твое имя?

Ничего не ответила.

– Почему твои волосы растут синими?

Он вздохнул, когда и после этого вопроса я промолчала. И упрямо начал новую игру в жесты.

– Где твой мир? Я отвезу тебя туда.

Я подняла на него взгляд, сощурилась. Простая хитрость, примитивная. Но, как это ни странно, его же хитрость могла его обмануть.

– У меня есть…

Я показала на пальцах цифру шестьдесят, затем указала на звезду и изобразила ее движение по небу.

– Шестьдесят дней.

– Шестьдесят дней здесь.

Прошло больше двадцати. Сколько из них было ясных, не знаю, но еще два месяца должно хватить. Буду отмечать. Что дни мои, а не его, может, никогда и не скажу.

– Почему шестьдесят?

– Мне нужно…

Я вновь прибегла к помощи Вангьяла в познании нового языка.

– Мне нужен свет солнца.

Он нахмурился. Мой ответ породил только новые вопросы, но вопросы слишком сложные, чтобы объясняться вот так.

Вангьял взял мою правую руку, поднял и развернул ладонью вверх. На месте ожога осталось легкое покраснение. Удивленным его взгляд не был. Он, кажется, ожидал чего-то подобного. И вопрос задал соответствующий, хотя для меня несколько неожиданный, заставивший недоверчиво засмеяться. Можно ли меня убить?

– Да!

Он тоже улыбнулся, не отводя от моего лица внимательных теплых глаз. А потом вдруг резко склонился и поцеловал. Если бы он сделал это медленнее, я бы отклонилась. Тут не успела. Поцелуй был нежным, осторожным. Закрыв глаза, он, будто в забвении, настойчиво ласкал мои губы. В этой настойчивости читалось больше мягкости, чем агрессии. Не будь я эмпатом, не поняла бы этого. Но я поняла и, верно, оттого позволила себя вести. Не ответила на ласку, но и не сопротивлялась ей.

Он выдохнул, ощутив мое отношение, и на несколько минут словно с ума сошел. Отпустил мою руку, обнял, прижал к себе. Поцелуй уже не был мягким, теперь он по-настоящему требовал ответа. И не получал.

Усилием воли он остановился и заглянул мне в глаза.

– Как твое имя?

Настойчивый. Очень настойчивый. И он действительно хотел знать имя. Не из любопытства, а из жажды познать меня.

– Мое имя – тебе. Другие – Индан, – поставила я условие.

Огонь в желтых глазах разгорелся сильнее. Он все еще прижимал меня к себе и отпускать явно не желал. Но это было ожидаемо. Неожиданным стало мое собственное нежелание, чтоб отпускал. Раньше ничего подобного не случалось при погружении. Я постаралась избавиться от неуместных эмоций.

Он ждал.

– Забава.

– Забава, – повторил он хрипловато. В его произношении имя звучало непривычно.

– Забава, – выдохнул он сердито. Я резко развернулась, едва не опрокинув набор цветной туши. Мне бесконечно нравился здешний закат, пару дней мечтала его запечатлеть.

– Да?

Вангьял всегда выглядел одинаково подтянуто, серьезно, надменно. Именно такой он стоял сейчас позади меня на крыше центрального крыла, где я сидела. Невозмутимый внешне для всех вокруг, кроме меня. Он был зол и немного напуган и растерян. И чем дольше смотрел на меня, тем сильнее злился. Еще читалась нежность. Она росла вместе со злостью.

Вернулся из Торгового Совета, не нашел меня и испугался, что сбежала.

Я не ошиблась, в этом мире существовало рабство. Родиться рабом было нельзя, но вот попасть в рабство было бесконечно просто. За долги, за любое преступление. В Лхасе, государстве, на территорию которого занесла меня судьба, тюрем фактически не существовало. Правонарушители здесь были такой же государственной статьей дохода, как, скажем, угольные шахты. Тогда в лесу я стала свидетелем поимки беглых рабов, и не просто рабов, а повстанцев. Всякое неравенство неизбежно рождает протест. Я убила лучшего пса главного судьи провинции Чамдо. Если бы выжила, то приговорена была бы к смертной казни или продана с аукциона. Вангьял потребовал меня в качестве подарка от провинции представителю правящего дзонга и получил. Двоюродный брат короля, он занимался вопросами развития промышленности и торговли в стране.

– Вниз! Немедленно!

Мой суровый «владелец» дошел до края крыши и спрыгнул вниз.

Не ошиблась я и в том, что его тело – его оружие. Булан утверждала, будто бы «владеющие силой» неуязвимы. Неуязвимых не бывает, но, когда он совершал вот такие прыжки, словам девушки охотно верилось. Удивительный мужчина. Умный, сдержанный, сильный. Не восхищаться им было сложно, а учитывая его отношение ко мне, тем более. Он ведь так и не притронулся ко мне. Каким бы ни было мое мышление, физически я была слабее. Да, я не считала себя рабыней, вообще не признавала и не намерена была признавать подобные отношения между людьми, но это я, а то – он. Одна Вселенная, два разных мира. Он мог принудить, но не принуждал.

Я собрала вещи и аккуратно спустилась по лестнице в сад. Три недели минуло со дня, когда назвала свое имя. Время старалась зря не тратить. С языком немного разобралась и с информацией о населении этой планеты. В основном благодаря Булан. Вангьял в силу занятости только ночи со мной проводил. Но и по ночам, несмотря на усталость, стремился обучать меня своей речи, испытывая от этого нескрываемое удовольствие. По утрам, когда он уходил, а я выбиралась во двор, обитатели дома смотрели на меня с такой искренней забавной жалостью. Невдомек им было, что по ночам я спокойно сплю.