– Ваша честь, у защиты имеются все основания полагать, что доктор Конвей предвзята в своих суждениях. Этим и объясняются мои вопросы, – ответила Амелия.

– Продолжайте, – бросил судья.

Стелла на мгновение закрыла глаза. Черту инкриминировалось двадцать восемь убийств. Но их могло бы стать двадцать девять. О том, что Кровавый Дьявол напал на нее десять месяцев назад, вскоре после того, как она выступила в ток-шоу, где обсуждались деяния маньяка, знали только она сама и, разумеется, Вацлав Черт. Он изнасиловал ее и приготовился убить, но Стелле удалось вонзить ему в правое предплечье ножницы. Черт попытался задушить свою жертву, но не смог сделать это одной рукой и ретировался, оставив ее в полуобморочном состоянии на ковре спальни. Доктор Конвей приняла решение не информировать полицию. Черт овладел ею, а даже спустя десять месяцев после происшествия Стелла никак не могла отделаться от чувства дурноты, временами накатывающего на нее, когда она всего лишь вдруг вспоминала тошнотворный запах его дорогой туалетной воды.

Неужели Черт сообщил о нападении на нее Амелии? И она намерена использовать это каким-то образом в своих целях?

– Доктор Конвей, – произнесла Амелия Гольдман, – доводилось ли вам встречаться с подсудимым, господином Вацлавом Чертом, до сегодняшнего дня и при каких обстоятельствах?

Все взгляды устремились на Стеллу. Она опустила голову и попыталась совладать с паникой, охватившей ее. Что же делать? Сказать правду? Но тогда придется признать факт нападения и изнасилования, а также то, что она, специальный агент министерства внутренних дел и в то же время – сотрудник команды по поимке Кровавого Дьявола, намеренно скрыла от следствия чрезвычайно важную информацию. Ведь после нападения на нее Черт лишил жизни еще четырех женщин. Если бы его схватили после нападения на нее, они бы, может быть, остались в живых…

– Нет! – ответила она громко и сама поразилась, как неестественно звучит ее голос. Иной возможности, как все отрицать, у нее нет.

Феликс с беспокойством посмотрел на Стеллу. Доктор Конвей ощутила желание выбежать из зала, где шел процесс над Чертом. Эта мысль ее развеселила, и Стелла улыбнулась.

– Вам смешно, доктор Конвей? – тонкие брови Амелии взлетели вверх. – Неужели мой вопрос был таким уж забавным? Или вы радуетесь тому, как вам удалось обвести вокруг пальца присяжных и судью?

– Инсинуация! – вставил Феликс Дарбич. – Беспочвенные обвинения, рассчитанные на то, чтобы при помощи дешевого эффекта дискредитировать важного свидетеля…

– Ваша честь, – предваряя реплику судьи, заявила Амелия Гольдман, – разрешите мне разъяснить уважаемому суду и несведущему господину обвинителю следующее: доктор Конвей только что намеренно солгала, заявив, что до сегодняшнего дня не встречалась с подсудимым. Это не так! В моем распоряжении имеются вещи, принадлежавшие доктору Конвей и подаренные ею господину Вацлаву Черту. Причем некоторые из вещей весьма интимного характера, что позволяет нам сделать некоторые выводы о том, в какой именно связи состояли господин Черт и доктор Конвей.

– Ваша честь! – взвился Феликс. – Прошу вас не поддаваться на провокацию со стороны…

Судья прервал его:

– Продолжайте, госпожа защитник. Однако вынужден вас предупредить: если окажется, что ваше заявление не более чем попытка очернить свидетеля, то это будет иметь чрезвычайно серьезные для вас последствия.

– Уверяю вас, ваша честь, – сказала Амелия, – уважаемый суд сейчас убедится в том, что так называемый свидетель обвинения – лгунья.

Стелла онемела. Она со всеми находившимися в зале напряженно следила за тем, как Амелия вернулась к столу, вытащила небольшую кожаную сумку и расстегнула «молнию». Блеснула догадка: Вацлав Черт был склонен к фетишизму и забирал с места преступления вещи и одежду жертв. Покидая квартиру Стеллы, он, видимо, прихватил кое-какие аксессуары.

– Вот мобильный телефон, зарегистрированный на имя доктора Конвей… ночная рубашка со следами ее ДНК… записная книжка с отпечатками ее пальцев… любимые духи доктора Конвей, опять же с отпечатками ее пальцев на флаконе… – комментировала Амелия. А когда сумка опустела, она спросила: – Если вы никогда ранее не встречались с подсудимым, доктор Конвей, то как оказались у него все эти вещи?

– Они были украдены у меня, – ответила Стелла.

– Украдены? Какой оригинальный ответ! В таком случае прошу подвергнуть свидетельницу телесному осмотру.

– Что? – переспросил судья.

– Мой клиент утверждает, что был интимно близок с доктором Конвей, и я могу представить заверенное у нотариуса описание тела доктора Конвей, составленное со слов господина Черта. Мой подзащитный называл, например, родинки на лопатке и на животе, шрам от аппендицита, особенности формы грудей. Это доказывает, что доктор… гм… знала, причем во всех смыслах, господина Черта, хотя только что утверждала обратное!

Феликс Дарбич попытался возразить, но судья остановил его:

– Защита выражает сомнения в правдивости показаний свидетеля, поэтому обращаюсь к вам, доктор Конвей, с просьбой отправиться в мое бюро, где сотрудники аппарата суда, разумеется, женского пола, подвергнут вас осмотру.

Вацлав Черт усмехнулся.

Стелла тяжело вздохнула и решилась:

– Ваша честь, я готова сделать заявление. Вещи, продемонстрированные защитой, принадлежат мне…

В зале раздались возгласы.

– Тишина в зале! Иначе все зрители будут выдворены в коридор! – пригрозил судья.

– Однако речи не может быть о том, что они были подарены мной подсудимому, – продолжила свидетельница. – Он, как я уже сказала, похитил их у меня. Вацлав Черт… пытался убить меня десять месяцев назад, в ночь с 12 на 13 января этого года.

Невзирая на предупреждение судьи, зал снова загудел. Признание доктора Конвей вызвало бурю эмоций. Корреспонденты застрочили в блокнотах, один, сидевший с краю, поднялся и покинул зал. Судья в ярости воскликнул:

– Каждый, кто без моего разрешения удалится из зала, понесет наказание за неуважение к суду и будет препровожден в камеру на семь суток! Прошу охрану задержать господина, только что в спешке проскользнувшего в коридор, чтобы оттуда, я в том нимало не сомневаюсь, известить свою редакцию или телекомпанию о сенсационных разоблачениях раньше всех.

Удрученного журналиста вернули в зал.

– Вами я займусь позже, – бросил ему судья, а затем обратился к Стелле: – Доктор Конвей, вы понимаете, что сделали сейчас чрезвычайно важное заявление, от которого зависит не только ваша карьера, но и текущий процесс?

– Да, ваша честь, – твердо заявила Стелла.

Амелия Гольдман, чьи глаза радостно сияли, спросила:

– Доктор Конвей, вы огорошили всех нас двумя противоположными, более того, взаимоисключающими заявлениями: пять минут назад вы, по вашим словам, знать не знали господина Черта и под присягой заявили, что не видели его до сегодняшнего дня, теперь же пытаетесь нас уверить, что мой подзащитный пытался убить вас. Так что же правда? Ваше первое заявление, ваше второе заявление или, не исключено, ни первое, ни второе?