Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миша, где живет та женщина, Наталья?
— Какая? Пострадавшая, что ли?
— Ну да. Где они с сыном живут?
— Во втором общежитии на Ростовской. А что случилось?
— Ничего. Ты еще в офисе?
— Да.
— Вытащи-ка мне в холл ту игрушку, которую принес курьер.
— С тобой все в порядке, Антон?
— Даже больше, чем ты думаешь. Неси медведя.
Антон расплатился за кофе и быстро пошел к выходу.
Сидя на ковре рядом с наряженной елкой, Нежин уплетал уже третий мандарин и поглядывал на четвертый, обернутый в фольгу и подвешенный за ниточку на одной из нижних веток.
— И куда в тебя все это только лезет? — раздался за спиной старческий голос.
Антон вскочил, выронив от неожиданности последнюю дольку мандарина. Прямо перед ним стоял крохотный мужичок в костюме Деда Мороза.
— Что вам нужно?
Он пытался рассмотреть, есть ли у пришельца оружие. Кому могла понадобиться его смерть теперь, когда сделка сорвалась? Да еще в такой извращенной форме — от рук Санты-лилипута.
— Чего ты орешь?
Мужик подошел к креслу и свалился в него.
— Плесни-ка мне лучше чего-нибудь покрепче. Уморился.
— Да кто вы такой?
— У тебя что, зрение плохое? Или ты перепил? Дед Мороз я.
Антон придвинулся ближе к секретеру. Там лежал газовый пистолет.
— Вас Наталья для Василия наняла?
Дед обиженно хмыкнул.
— Отлично! Сначала ты меня за серийного убийцу принял, а теперь самозванцем обзываешь.
Красной варежкой он взял край своей бороды, казавшейся совершенно натуральной, и отер им вспотевший лоб.
— Ладно, так и быть. Предъявлю документ, в соответствии с которым я уполномочен был явиться сюда сегодня.
«Налоговый инспектор?» — пришла вдруг глупая догадка в голову Антона. Мужик вдруг заливисто расхохотался.
— Где же это ты видел, чтобы налоговые инспектора вечером тридцать первого декабря в костюме Санты по домам шастали?
Нежин впал в ступор. Либо дед читал его мысли, либо у него начались галлюцинации.
— Ладно, вот, гляди!
Мороз достал из кармана старый пожелтевший листок бумаги и протянул его Нежину. Тот, взглянув, обомлел: это было то самое письмо, опущенное им двадцать с лишним лет назад в почтовый ящик. В графе адресата стояло «Дедушке Марозу!», выписанное кривым детским почерком.
— Откуда у вас это?
— От верблюда. Если ты верблюд, конечно. Ну, налей мне чего-нибудь, а?
— Коньяку?
— Можно.
Нежин достал из бара бутылку и бокал, налил и протянул незнакомцу. Тот молниеносно проглотил золотистую жидкость, от чего вспотел еще больше.
— То есть, вы хотите сказать, что вы — настоящий Дед Мороз, так?
— Разумеется. Можно просто Коля. Ты же уже большой мальчик.
Антон снова уселся на пол возле елки. Может быть, сумасшедшая смена событий в течение последней недели расстроила его психику? Покушение, неудавшаяся сделка, разрыв с женой, быстро развивающиеся отношения с Натальей, неожиданное отцовство. Нет, он был очень доволен тем, как все складывалось. Но, возможно, его организм запротестовал против таких темпов. Нужно скорее позвать Наталью (она укладывала Василия в спальне на втором этаже) и проверить, увидит ли она этого чудика. Если нет, то хреновые же были его дела!
— Не нужно никого звать! — снова ответил дед на мысли Антона. — Я здесь ненадолго. Просто дух перевести. И извиниться.
— За что?
— За задержку. Неувязочка вышла с твоими желаниями. Такое часто бывает. Понимаешь, ужесточенный визовый режим, дорожные сборы и все такое. Да и почта наша сам знаешь, как работает. Но ведь главное, что желания все-таки исполнились, правда?
Антон продолжал оторопело глядеть на пришельца. Тот посидел еще пару минут молча, затем встал и подошел к окну, до нижнего края которого едва доставал подбородком. Совершив вдруг легкий высокий прыжок, неизвестно каким образом удавшийся человеку с таким маленьким ростом и тучным телом, дед оказался на подоконнике и приоткрыл раму.
— Хорошие мальчики говорят спасибо, когда им делают подарки, — обиженно сказал он, обернувшись.
— Спасибо, — машинально повторил Нежин.
Дед кивнул и выпрыгнул в метель.
— Антош, ты чего окно раскрыл? Простудишься ведь в футболке.
Нежин открыл глаза и понял, что лежит на диване. Наталья пыталась справиться с огромной рамой, никак не поддававшейся ее миниатюрным слабым рукам.
«Присниться же такое!» — подумал Нежин, обрадованный тем, что это был всего лишь сон.
— Василий уснул?
— Как сурок.
— Сколько до Нового года?
— Полтора часа. Сейчас уже поспеет курочка.
— Ням-ням! — Антон подпрыгнул с дивана и подхватил Наталью на руки.
— Проголодался? — спросила она, нежно поглаживая его по щеке.
— Еще как!
— Тогда принеси скатерть. Будем накрывать. Ой, гляди, что это такое?
Она указала пальцем на пожелтевший листок, лежавший посреди комнаты.
— Это… это из документов выпало, наверное. Сейчас уберу.
Он осторожно опустил Наталью на пол, пытаясь скрыть замешательство. Когда она снова ушла на кухню, Нежин поднял письмо и подбежал к окну. Во дворе не было ни души, только ветер врезался в волны сугробов, разбрасывая сотни снежных брызг.
— Спасибо! — прошептал он в зимнюю полночь, улыбнулся и осторожно прикрыл окно.
Былабылидочка
— Какая хорошенькая-то, господи. Давно таких не было. Баб Маш! Отказницу-то новенькую видела?
Дородная, высокая нянька склонилась над пластмассовой люлькой, более напоминавшей корыто, в каких советские ударницы стирали панталоны. Услышав обращение, уборщица баба Маша оперла швабру о стену и подошла ближе, припадая на левую ногу.
— Гляди, какая, а? — умилялась пухлая нянька.
— Сколько ей? — пробасила уборщица.
— Десять дней вроде. Вчера привезли.
— Что за дрянь бросила?
— Сказали — малолетка вроде. Девке пятнадцать, из богатой семьи… родители не разрешили забрать, наверное. А, да бес их знает! Но какая девка-то, красавица будет. Гляди: бровки, реснички — как нарисованные. Я так о дочке мечтала. Была бы у меня Лидочка! Так нет. Три лба. Сладу ну никакого! Всю душу уже вымотали…
Баба Маша молча покачивала головой, слушая няньку и не отрывая взгляда от свертка, заключавшего в себе маленькое человеческое существо.
Девочка действительно сильно отличалась от большинства грудных детей с их еще не оформившимися чертами и рассеянным, бесцветным взглядом. Пухлые губки розовели на бледноватой сатиновой коже аккуратного личика. Редковатые бровки и реснички уже имели замечательный черный цвет. Довольно большие, темные глаза, казалось, абсолютно осознанно смотрели на двух теток.
— Глаза-то, поди, фиалковые будут, как у Софи Лорен, — продолжала умиляться нянька.
Лицо бабы Маши вдруг как-то злобно исказилось, и морщины
