В разговор вмешался Апраксин:

— Твой батюшка, царство ему небесное, отправлял громадину корабль из Дединова в дальние моря. Сам зрил ту посудину.

Петр загорелся:

— Так-то сам и зрил?

— Не токмо зенками, но и с братом Петькой на той посудине шастали по чердакам.

— Какие еще чердаки?

— Такие крыши устроены, — смутился Апраксин, — поверх, значит, всего, штоб людишки проживали.

Петр задумался, что-то вспоминая.

— Ты, Федор, притащи-ка мне из Оружейной кораблика два морских, я помню, ими баловал еще в Кремле.

Все начинается всегда вроде бы ненароком. Через две недели в Преображенском, на берегу Яузы, стучали топоры. Дединовские плотники мастерили струг для Петра. Плавали на нем по Яузе. При попутном ветре полоскался на мачте небольшой прямоугольный парус. Плоскодонный струг разворачивался неуклюже и, едва успев обогнуть излучину Яузы, притыкался к берегу. Петр чертыхался, потешные брались за весла, шлепали не спеша вдоль крепостных стен. На струге пристрастилась ходить одна и та же ватага: Якимка Воронин, Алексашка Меншиков, Федосей Скляев, Гаврилка Верещагин, Санька Кикин… К концу лета дединовские умельцы смастерили шняк, небольшую килеватую лодку с одной мачтой. Судно спустили на пруд в Измайлове. Частенько царь собирал ту же ватагу и плавали от берега к берегу. Мать узнала, всполошилась, бегала по берегу, всплескивая руками, причитала: «Долго ли до беды!» Дергала за рукав Апраксина:

— Федя, рази такое лихо мочно Петруше? Сей же час его на бережок высаживай.

Апраксин добродушно улыбался:

— Матушка государыня, пруд не море, государю сие по душе, пущай тешится. Чаю, он сам-то плавать да купаться горазд.

— Не греши-ка, Федор, и ты туда же, — не успокаивалась Наталья Кирилловна, — полезай-ка следом за Петрушей, побереги его.

Приходилось подзывать шняку, кого-нибудь высаживать на берег, самому лезть в лодку.

Следующим летом многое изменилось в жизни Апраксина и его подопечного. Переменился совсем размеренный и устоявшийся веками уклад придворного житья-бытья в царских чертогах. Поначалу потянуло к новой, неизведанной стороне жизни Петра и все его ближнее окружение, а дальше водоворот событий увлек следом и всю Русь, но ее ждали впереди нехоженые фарватеры.

Страсть как любил пятнадцатилетний царь, кроме прочего, шастать по разным подворьям, амбарам, высматривать разные поделки, устройства. В последнее время, кроме Апраксина, брал с собой Франца Тиммермана из Немецкой слободы, знатока разных приспособлений. Он первым объяснил недавно хитроумную новинку — астролябию. Как-то июньским полднем забрели в усадьбу Никиты Ивановича Романова в Измайлове, двоюродного брата деда Петра, Михаила Романова. В свое время тот прослыл любителем всяких европейских диковинок. На льняном дворе заглянули в дальний амбар. Среди хлама в дальнем углу, около стены, лежала на боку лодка. Петр раскидал рухлядь, поднялась пыль.

— Гляди-ка, лодья, откуда она здесь? Федя, крикни мужиков.

Подтащили лодку к выходу, смахнули пыль. Видно, давно валялась она в сарае, потемнела от времени.

Франц обошел лодку кругом, заглянул под один борт, присел на корточки около кормы. Петр цепко следил за ним, нетерпеливо спросил:

— Что это?

— Сие, государь, видимо, бот аглицкий. Состоит на больших кораблях, служит для разъездов, имеет превосходство над здешними лодками, ходит не только по ветру, но и против него.

— Каким образом?

— Для того надобно ему машту соорудить, парусину из холста сшить. — Франц провел рукой по днищу. — Судно, как видно, долгое время здесь без присмотра находилось.

Апраксин вдруг хмыкнул:

— Видал я подобный бот в Дединове.

Петр быстро повернулся, кинул взгляд на слушавшего Франца:

— Не путаешь?

— Слава Богу, память не отшибло. Там еще один такой был.

Тиммерман пожал плечами:

— Может, и так, государь, я в Дединове не бывал.

— Франц, что тебе потребно для поправки лодьи?

Голландец добродушно улыбнулся. Он не раз слышал в Немецкой слободе на Кукуе о любознательности молодого царя. Лефорт вечерами в аустерии рассказывал о его настырной пытливости.

— Исправить судно мне не под силу, не хватит уменья. Я мало занимаюсь плотницким делом, а тут надобен корабельный мастер. — Франц пожевал губами. — Но я найду такого мастера, есть у меня на примете мой старинный земляк.

Петр умоляюще посмотрел на собеседника. Здесь нахрапом не возьмешь.

— Послушай, Франц, бери мою повозку и с Апраксиным поезжай, разыщи этого умельца.

В Немецкой слободе плотника не оказалось. Разыскали его у водяной мельницы, ремонтировал колесо. Франц объяснил, в чем дело, и они втроем поехали в Измайлово. По пути Апраксин долго присматривался к попутчику, узнал, что зовут его Карстен Брант; потом решился, спросил вежливо:

— Случаем, вы не бывали в Дединове?

— О, я жил там почти полгода, но откуда вы так предполагаете?

Апраксин ухмыльнулся довольный, вздохнул, будто освободился от мучительных поисков в памяти:

— Приходилось мне там бывать мальцом с тятенькой, годков двадцать тому.

В Измайлове, на берегу Яузы, нетерпеливо расхаживал Петр. Тиммерман с поклоном подвел Брандта.

— Кристиан Брандт, — представился тот Петру.

— Стало быть, Карстен? — весело проговорил Петр.

Разговорились, оказалось, что голландский мастер — старый моряк. Пригласил его в Россию еще отец Петра Алексей Михайлович.

Не спеша осмотрев ботик, он облокотился о борт, раскурил маленькую трубочку. На Петра повеяло терпким дымком. Он раздул ноздри, слегка закашлялся.

Брандт провел ладонью по шероховатому планширю[3], взглянул на Тиммермана:

— Подобные боты, помнится мне, мы ладили в Дединове.

— Ты служил на «Орле»? — вскинулся Петр.

— Верно так, государь. По указу вашего батюшки, царство ему небесное, великого государя Алексея Михайловича в Астрахань плавали.

Петр присел на бревно, кивнул Карстену: «Садись рядом».

— А каким образом ты попал в Москву и что за корабль был «Орел»?

Брандт раскрутил трубочку, попыхтел молча.

— Давненько это было, государь. — Он чисто выговаривал русские слова. Видимо, основательно пообжился на русских землях. — В Московии обретался тогда наш негоциант Иван Сведен. Царь Алексей Михайлович просил его нанять в Голландии шкиперов, матроз, пушкарей на корабль «Орел». По этому поводу и встретил меня в Амстердаме капитан Давид Бутлер. — Брандт оживился, расправил плечи. — Молод я тогда был, холост, констапелем на королевском флоте кончил контракт. Давид знал меня по службе, заманил в Московию, обещал хороший заработок. Нас тогда чертова дюжина набралась. Кормщики, парусники, пушкари. В Дединове я за корабельного плотника трудился.