Алекс смутился и тотчас пошел на попятную:

– И захотел бы, так кроме снега ничего не увидел бы. Да и не в себе я был… мало ли что привидится.

Он бросил короткий взгляд на Виктора, но тот больше не смеялся, слава богу.

– Странные там места, друг мой Алекс. Я так далеко и не пошел бы: сам, признаться, заплутал из-за бурана. Но старики тех мест сторонятся. Чего там только не мерещится, говорят. Слышал я, что старинное капище там, возле озера… А на самом озере, Большой Шарташ которое, нет-нет, да и вырастает остров посредине. И к нему каменная гряда из ниоткуда появляется. И девку, что рудники стережет, там видели…

– Беловолосую? – против воли выпалил Алекс.

Виктор хмыкнул понимающе:

– Белая ведьма – так про нее говорят.

– А почему ведьма?

– Злой призрак, – снова развел руками Виктор. – Говорят, она и в город наведывается. Кто, мол, до темноты домой не вернется – тому Белая ведьма и является. И больше его живым не увидят.

Алекс поглядел на него с сомнением:

– Разыгрываете, должно быть, Виктор? Это же для девиц молоденьких сказка?

– Как знать. Нет-нет, да и находят у нас в заводских поселках да на окраине молодых убитых девок со следами удавки на шее.

Виктор не смеялся больше. Даже напротив – поежился и поднял соболий воротник. А вскоре и попрощался.

Признаться, Алекс так и не понял, разыгрывает его новый приятель или правду говорит. Разыгрывает, должно быть… Какой еще призрак Белой ведьмы, черт побери!

Но в одном Виктор все-таки оказался прав: девица с волосами белыми как снег и правда не давала Алексу покоя с того часа, как он очнулся в клинике Алифанова. Мерещилась всюду. Даже сейчас, на оживленной набережной средь бела дня, ему казалось, что она смотрит ему в затылок – стоит лишь только обернуться.

* * *

– Ваш, Александр Николаич, дед, царствие ему небесное, человеком был непростым, но толковым, – поделился наблюдениями господин Кулагин уже в гостиной, отобедав и испив две чашки чая. – Со всем почтением носил звание почетного гражданина города и слыл примерным семьянином.

Алекс в ответ бесстрастно кивал, но про себя не мог ни усмехнуться. Примерным семьянином… Его дед был женат трижды – каждую из жен упрекал, что не может подарить ему наследника мужского пола, и каждую свел в могилу буйным своим нравом. А когда наследник все-таки родился – внук Алекс от единственной, но нелюбимой дочери – обозлился еще более. Ибо знаться с ним семья дочери не желала.

Дед Алекса, Аркадий Доронин – промышленник, владелец двух железных рудников и завода – скончался два года назад. Скончался в полном одиночестве и, на беду свою, в ясном рассудке. Стряпчий признался Алексу, что тот до последнего ждал, что не дочь, так хоть внук явятся… Не дождавшись, уже на смертном одре, внес в свое завещание последнюю, но самую главную правку…

Интересно, знает ли Кулагин о нюансах дедова завещания? На простака он не похож, хоть и пытается им казаться – выдает въедливый расчетливый взгляд. Наверняка знает.

Лиза, что за обедом, что теперь, больше молчала, что было для нее совершенно не свойственно. Алекс уж забеспокоился – не больна ли? Впрочем, больной она выглядела не больше, чем обычно: бледна как всегда сверх меры. Зато избавилась хотя бы на вечер от пенсне. Алекс даже разглядел, что без толстенных стекол глаза у Лизы очень даже хороши – большие, ясные, кристально-голубого цвета. Длинные белокурые волосы – главное свое достоинство – она сегодня собрала в прическу простую, но милую и украсила живыми орхидеями. И те же орхидеи приколола возле декольте. Довольно впечатляющего, к слову, декольте.

Нет, блеклые блондинки, вроде Лизы, совершенно не были во вкусе Алекса, но интерес к ней Виктора Алифанова он, в принципе, мог понять. Лиза была недурна. Особенно, когда молчала.

Жаль, продлилось это не до конца вечера.

– Вам нравятся орхидеи, Александр Николаевич? – вполне невинно поинтересовалась Лиза, отследив, наверное, его взгляд.

Время было позднее, и Кулагины просидят у них едва ли еще больше часа. Было бы здорово за этот час не поссориться с Лизой. Поэтому Алекс ответил как мог уклончиво:

– Я размышлял, Елизавета Львовна, что, наверное, непросто было достать живые орхидеи в это время года.

– О, тоже подозреваю, что отыскать такие было ох как не просто! – со смехом встрял Лизин отец – да подмигнул Алексу, будто что-то имел в виду. Кулагин продолжал: – но Лизе, по счастью, цветочки достались легко: очаровательную коробку принесли к нам на дом нынче утром.

Матушка легонько задела его носком туфли под столом, да Алекс не придал значения.

– Вот как? – изобразил он вежливое удивление.

А Кулагин, хотя шампанского сегодня не пили, веселился все больше и больше:

– Ох и шутник вы, Александр Николаевич! Полно вам! Прислали букет, а теперь смущаете девицу – на Лизе уж лица нет!

Алекс запаниковал, смутно догадываясь, что произошла ошибка.

– Позвольте… я прислал? С чего бы мне посылать Лизе цветы?

Матушка второй раз задела его носком туфли – уже настойчивей, а Лиза и правда менялась в лице: на ее бледных щеках даже стал прорезаться румянец.

А потом она опять резко побледнела. Потому что ее отец прекратил веселиться и вперил в нее тяжелый взгляд:

– Я что-то не пойму, так от кого цветы? Ты солгала мне, Лизавета?

В какой-то момент Алексу показалось, что та сейчас разрыдается.

– Так вы присылали цветы или нет, Александр Николаич? – вопросил Кулагин у Алекса уже без обиняков.

Алекс поглядел на матушку. Потом на Лизу. Такой он ее никогда не видел – пожалуй, ему даже стало ее жаль. Особенно жаль оттого, что цветы, похоже, прислала его матушка… судя по ее настойчивым взглядам и пинкам под столом. Заморочила девушке голову и заставила питать нелепые надежды в отношении него.

Он покачал головой, искренне жалея глупую Лизу, и – солгал:

– Присылал, – выдавил через силу. – Елизавета Львовна, это действительно был я… право, не думал, что у вас будут сомнения на сей счет.

– Так у нас и не было! – опять встрял Кулагин, но теперь уже с добродушной ворчливостью в тоне. – Не было – покуда вы, Александр Николаич, шутки ваши столичные не принялись шутить!

Кулагин поверил, но по-прежнему легким вечер от этого не сделался. Лиза, ни разу более не поднявшая на Алекса глаз, при первой же возможности уговорила отца, что уже поздно, и им пора.

С тем гости и ушли, слава богу.

Матушка же, вместо того, чтоб признать вину и хоть сколько-нибудь объясниться, тотчас набросилась с упреками, из которых следовало, что она святая благодетельница, а он неблагодарный сын, который чуть было не поставил ее в неловкое положение перед дорогой Лизонькой и уважаемым Кулагиным…