Я ответил, что взял бы.

«Что ж, — сказал генерал, — мне кажется, с Вами от них будет прок. Но перед тем, как Вы примете окончательное решение, должен предупредить Вас: русские офицеры и горожане уверены, что карелы перережут глотку любому иностранному офицеру, как только окажутся в своих землях; все, что им нужно, — это провиант и оружие. Так что скажете?»

Я сказал, что они не кажутся мне более страшными, чем их соседи, и что я все еще согласен; в ответ на это генерал дал мне свое благословение и пообещал оказать всевозможную помощь. Он спросил меня, что я собираюсь делать в первую очередь.

«Заставить их побриться, чтобы хотя бы разглядеть», — ответил я.

Генерал представил меня моим новым подчиненным. Они смотрели на меня с благоговейным ужасом, но в глазах горел огонек надежды. Что странно — хоть я и был для них иностранцем и чужаком, я почувствовал, что они сразу же мне поверили; не потребовалось никаких обсуждений, и различие в языках не стало помехой нашему взаимопониманию. Мы стали друзьями с самого начала.

В помощью переводчика я пристально изучил делегацию. Одного мальчишку — паренька лет девятнадцати — украшала на удивление роскошная борода; я поздравил его с такой ценной собственностью, но объяснил, что в моей стране это было бы воспринято как знак миролюбия и капитуляции. Он тут же согласился пожертвовать ей. Чтобы я смог привести в порядок эту разношерстную команду, мне выдали переводчика, лейтенанта Хитона, сержанта Уолкера, капрала Фрайера из морской пехоты и двух хороших сербских сержантов. Мои люди должны были оставаться в городских казармах, где они жили вместе со своими семьями, но получать рационы и припасы на станции. Нашей первой задачей было создать для них приемлемые условия, для чего мы заставили их убраться в казармах, а также выделили женщинам отдельное помещение. Их положение до этого момента было неопределенным — явный недостаток в организации дел, который едва ли способствовал спокойному отдыху их мужей и отцов.

Срочно требовал разрешения и вопрос с транспортом, но с помощью лести, которую мы в избытке расточали местному земству, нам удалось преодолеть и эту трудность, и в скором времени мы были гордыми владельцами шести пони и телег — совершенно невероятных механизмов, каждый из которых представлял собой четыре колеса, скрепленных тремя досками, и две жерди, между которыми была закреплена деревянная арка, лежащая на шее пони.

Когда нам доставили 50 комплектов формы цвета хаки, я воспользовался этой возможностью, чтобы указать на неуместность бакенбардов и иного волосяного покрова, от которых все еще не могли отказаться некоторые из наиболее консервативных воинов. После этого полк больше никогда не выглядел лохматым.

Следующей задачей было найти вооружение. Поначалу мы собрали винтовки и боеприпасы, которые очень любезно оставил нам Спиридонов и его отряд во время эвакуации, а позднее нам улыбнулась фортуна, когда на железной дороге мы нашли два вагона русских винтовок и боеприпасов. Среди всего этого вооружения оказались и четыре исправных пулемета.

В полку теперь насчитывалось 65 умелых, крепко сложенных мужчин — хорошее ядро, однако их численность оставалась чересчур незначительной для освобождения Карелии от врага, чьи силы, согласно разным оценкам, составляли от пяти до двадцати тысяч человек. Посовещавшись, мы выставили заградительные патрули, которые должны были следить за рекой и за каждой лесной тропинкой. Патрульные пропускали любого, кто шел из Карелии, но запрещали покидать нашу территорию в обратном направлении. Из нашего полка также были отправлены вербовщики, которые должны были набрать в полк как можно больше карелов, работавших на железной дороге и в порту, а также рыбаков, охотников, лесорубов и крестьян. Неоценимую помощь оказали двое карелов, пользовавшихся большим авторитетом: Григорий Лежев, который был искусным оратором, и Николай Петров, прирожденный солдат. То, чего не мог достичь один из них с помощью своих способностей, добивался другой своими методами, и прошло совсем немного времени, как в рядах нашего полка были все карелы, пригодные к службе по возрасту и физическому состоянию. Через месяц наши силы насчитывали уже 500 человек, большинство из них в отменной форме, причем каждый был замечательным снайпером, так как в стране, где не знали мясных лавок и ценили каждый патрон, добыча собственного пропитания напрямую зависела от умения метко стрелять. Все они ранее служили в российской императорской армии и после небольшой муштры держались в строю так же подтянуто, как любая иностранная армия в обычных обстоятельствах. Их дисциплина не вызывала нареканий: не было ни одного случая нарушения субординации или пьянства, ни одной жалобы от местных жителей, и это несмотря на то, что русские их искренне невзлюбили и не упускали возможности предупредить меня об опасности с их стороны (создавалось впечатление, что распятие на кресте — не самый худший вариант из того, что могло меня поджидать). Ни тогда, ни когда-либо позднее я не позволял себе усомниться в искренности и преданности своих карелов. В конечном итоге они заслужили отличную репутацию за свою исключительную честность, которую признавали даже их враги.

По своему характеру карелы были неунывающими и энергичными, готовыми видеть юмор в любой ситуации. Этим они очень напоминали мне ирландских солдат, которые не теряют присутствия духа даже в самых сложных ситуациях. В качестве примера могу вспомнить случай, когда на реке Кемь перевернулась лодка и шестеро рыбаков оказались в воде. С берега, где стояли их товарищи, это было встречено взрывом смеха, к которому незамедлительно присоединились и сами бедолаги, едва показавшись на поверхности. Доброе отношение сразу находило у них отклик, но если на них начинали давить или задирать, то они вели себя бестолково и упрямо.

Подготовка и организация карелов была в разгаре, когда в Кемь прибыло пополнение в виде двух рот сербов под командованием майора Дукича, пересекших всю Россию с юга на север. Сербы были отличными здоровыми парнями, медленными на подъем, но крайне упорными. Полковник Торнхилл, офицер военной разведки из архангельской группы войск, герой множества увлекательных приключений в Петрограде в дни революции, отправился вместе со взводом этих сербов на другой берег Онежской губы в какой-то городок, где требовалось наше вмешательство. Согласно его донесениям, сербы-были смелыми до безрассудства и атаковали вражеские позиции под винтовочным огнем, пренебрегая какими-либо укрытиями. Работа была выполнена с успехом, однако ценой ненужных потерь по вышеупомянутым причинам.

В ходе этой экспедиции было захвачено несколько ящиков, которые Торнхилл переправил в Кемь вместе с одним из своих людей. Внутри мы обнаружили вино. Ящики были отвезены на станцию под опеку Дрейк-Брокмана. Он в течение нескольких дней выставлял к ним охрану и потом, не получив дальнейших распоряжений, спросил у меня, что с ними делать. Я был совершенно не против помочь ему в этом вопросе и предложил отправить ящики в город, в мой штаб, располагавшийся рядом с казармами, где они были бы в безопасности и ему не потребовалось бы выделять морских пехотинцев для охраны. Вино оказалось чрезвычайно полезным: в городе, где запасы вина и более крепких напитков были почти полностью истощены, жители не отличались трезвым образом жизни, а деньги не имели никакой покупательной способности, наш престиж заметно вырос. Разумное использование вина увеличило наши транспортные ресурсы в четыре раза и помогло приобрести молоко, хлеб и многое другое, о существовании чего в округе мы и не подозревали. Дрейк-Брокман поблагодарил меня за избавление от ящиков и был очень признателен за несколько бутылок сладкого русского шампанского, которые мы ему отправили.