Прибыв в Ярославль, Мельгунов обнаружил недостаток в зданиях для присутственных мест и в чиновниках. Помог ему в этом архиепископ ярославский и ростовский Самуил (1731—1796), который «имел великое к особе генерал-губернатора почтение и нелицемерное усердие». Самуил отдал под губернское учреждение семинарию и уволил в приказное звание множество дьячков, семинаристов и пономарей.

Конечно, Мельгунов был продуктом своей эпохи, и ничто человеческое ему не было чуждо. Как многие чиновники, он поддерживал добрые отношения с сильными мирами своего, например с генерал-прокурором Вяземским, Безбородко и князем Потёмкиным-Таврическим. Вяземскому и особенно Потёмкину он часто посылал подарки в виде стерлядей, осётров и чёрной икры. Обращаясь к Потёмкину с просьбой «доставить» сыну место командира полка, Алексей Петрович к письму приложил 10 стерлядей. Стерляди князь исправно скушал и попросил присылать ещё, а сын Мельгунова получил в командование Ярославский полк. Мельгунов продолжал оказывать фавориту и другие услуги, как-то: покупка в Ярославской губернии деревень и помощь в поддержании князем винного откупа. Сам светлейший не опускался до переписки с генерал-губернатором и все дела вёл через своего секретаря Мину Лазаревича Лазарева.

Князя Вяземского Мельгунов тоже «улещивал» подарками: то серебряной табакеркой устюжской работы, то десятком холмогорских коров, то двумя бычками «для заводу», то поёным молоком телёночком, которого просил скушать во здравие, то живой рыбой сёмгой замороженной», то оленьим мехом «в рассуждении его редкости, лёгкости и теплоты». Зато и Вяземский внимательно относился к просьбам Алексея Петровича, не задерживал чины и ордена по представлениям генерал-губернатора и назначал его протеже на выгодные должности. Кстати, Мельгунов выезжал в Холмогоры и организовывал выезд брауншвейгского семейства в Данию. Братья и сёстры погибшего царя Иоанна Антоновича усердно благодарили Мельгунова за оказанные им внимание и услуги. Андреевский орден возблагодарил Мельгунова за это дело. Между прочим, Мельгунов пользуясь уважением наследника Павла Петровича за его былую верность к отцу, Петру III, не теряя кредита у императрицы Екатерины. Ещё один честный и прогрессивный губернатор Екатерины II в Новгороде Я. Е.Сиверс (1776—1781) считался Мельгуновым в качестве и учителя, и друга.

Алексей Петрович был большой жизнелюб и любил веселиться. Как веселились русские дворяне в те времена, хорошо известно. Они ни в чём не знали меры. В 1787 году Мельгунов одряхлел и заболел, и 2 июля 1788 года он умер на своём посту. Последнее письмо генерал-губернатора были адресованы вологодскому губернатору Мезенцеву, в котором он интересовался информацией о появлении в Вологде какого-то неизвестного американца6.

К. Массон пишет, что конец царствования Екатерины Великой был гибельным для народа и империи: «Все пружины управления попортились: каждый генерал, каждый губернатор, каждый начальник округа сделался самостоятельным деспотом. Места, правосудие, безнаказанность продавались за деньги: около двадцати олигархов разделял между собой Россию под покровительством фаворита, они или сами грабили государственные доходы, или предоставляли грабить другим…»

И. Дмитриев описывает, как некий воевода Бекетов, уйдя в отставку, приехал в Петербург благодарить Екатерину II.

– А много ли ты, Афанасий Алексеевич, нажил на воеводстве, – спросила она его.

– Да что, матушка Ваше Величество! Нажил дочери приданое хорошее: и парчовые платья, и шубы – всё как следует.

– Только и нажил? – удивилась императрица.

– Только, матушка. И то, слава Богу!

– Ну, добрый ты человек, Афанасий Алексеевич. Спасибо тебе!

Спасибо, что не наворовал больше – так считала матушка Екатерина.

Из числа не ворующих екатерининских губернаторов особняком стоит генерал-аншеф Пётр Дмитриевич Еропкин. Будучи московским главноначальствующим в 1786—1790 г.г., он отказался от губернаторского жалованья и представительских апартаментов и жил в собственном доме на Остоженке7. Екатерина неоднократно пыталась вознаградить бескорыстного, умного, честного и деятельного администратора, но Пётр Дмитриевич каждый раз отвечал, что он не заслужил никаких наград и что деревеньки ему совсем не нужны, поскольку детей у них с женой не было, а на житьё им вполне хватало доходов с собственных имений.

Другой екатерининский генерал-аншеф, калужский генерал-губернатор Кречетников М. Н. (1776—1793) запомнился калужанам собственными «потёмкинскими деревнями». Желая впечатлить проезжавшую на юг императрицу, он украсил дорогу для её кортежа снопами с не обмолоченным хлебом, а при въезде в Калугу воздвиг из снопов целую триумфальную арку. Триумф на поверку оказался дутый: в губернии был неурожай и прикрыть голод крестьян арками из снопов Михаилу Никитовичу не удалось. Впрочем, Екатерина слегка пожурила Кречетникова, а тот, как нашкодивший школьник, пообещал, что «больше не будет». И остался губернаторствовать ещё много лет.

Павел I, взойдя на трон, был шокирован той неурядицей и тем произволом, которые царили в управлении губерниями, и принялся наводить порядок – разумеется, в ручном режиме. В 1796 году он отменил генерал-губернаторства, отнял у генерал-губернаторов представительскую серебряную посуду и употребил её на отделку кирас у кавалергардов, а просто губернаторов сделал полноправными хозяевами губерний и подчинил их себе и Сенату.

Об эффективности работы администрации при Павле свидетельствуют следующие опубликованные в 1799 году данные о количестве решённых дел за предыдущий год:

а) по сенату конской и хозяйственной экспедиции, герольдии и у генерала рекетмейстера – 25.517:

б) по межевой канцелярии, департаментам и конторам в двух столицах – 144.916:

в) по присутственным местам в губерниях – 777.563;

г) по канцелярии генерал-прокурора8 – 28.617, а по всем местам итого – 976.613, что на 215.246 дел больше, чем в 1797 году.

Император зорко следил за положением в провинции и немедленно реагировал на те или иные нарушения законов. Рассмотрим некоторые его указы за первую половину 1797 года.

Услышав, что проезжавший через Ригу князь Зубов был тепло принят рижскими обывателями, Павел возмутился9 и 26 февраля 1797 года направил рижскому губернатору Б.Б.Кампенхаузену указ, в котором напоминал, что Зубов как частное лицо ни на какие почести рассчитывать больше не может, и предлагал Балтазару Балтазаровичу сделать выговор рижскому мещанству, «на поступке коего видится одна лишь подлость».

Московскому военному губернатору Н.П.Архарову император вменяет в обязанность обратить внимание на жестокое обращение с крестьянами московских помещиц полковницы Паниной и Головиной.

Следующий указ от 9 марта 1797 года Павел отправил генерал-лейтенанту Апраксину. «Я считал», – пишет император, – «что время исправило вас от тех поступков, в кои вы прежде впадали и что, наконец, сделались благоразумнее; но из просьбы, которую вы мне подали, имею причину заключить противное тому…» Государь проявляет терпение и предлагает Апраксину исправиться, если тот не хочет лишиться царского благоволения.

А вот костромской губернатор Б.П.Островский (1797—1798) провинился очень сильно, отказав генералу Декастро-Лацерду в квартирах для него, а также кордегардии и караулов Староингерманландского мушкетёрского полка. «Делая вам за сей поступок выговор, надеюсь, что вы не доведёте себя до такой смены, какая в Москве за вами последовала». Чтобы этого не произошло, Павел рекомендует Борису Петровичу лучше исполнять свою должность.

Настоящим перлом деловой переписки императора можно считать его указ от 12 апреля 1797 года курляндскому губернатору генерал-майору и д. с. с. Г.М. фон Ламздорфу (1796—1798). Приводим его полностью: «Находя пустым представление ваше от 31 марта, я оное с наддранием10 вам возвращаю и принуждён сказать вам в последнее, что если вы не воздержитесь от подобных не дельных представлений, то сами причиною будете, лишась места своего». Трудно сказать, сделал ли Густав Матвеевич из этого «наддрания» соответствующие выводы. Во всяком случае, он продержался на своём посту ещё один год.

Смоленский военный губернатор М.М.Философов (1797—1798) получил императорский «втык» за плохое состояние моста в Пневой слободе. Минского губернатора З.Я.Корнеева (1796—1806) император выругал за то, что в деревне Наче, где Павел остановился на ночлег, крестьяне «в противность законов» подали ему жалобу. Император приказывает Захару Яковлевичу строго наказать трёх арестованных по его приказу ходатаев.

Воистину терпелив был батюшка Павел Петрович по отношению к своим губернаторам!

Конечно, Павел не успевал усмотреть за всеми губернаторами. Свои замечания и неудовольствия он передавал генерал-прокурору Обольянинову. Генерал-прокурор в письме к тамбовскому губернатору И.С.Литвинову (1798—1800) от 28 февраля 1800 года напоминает «штатские чины и приказные служители и все отставные отнюдь не носили жилетов, курток и панталонов и толстых галстуков и никаких фраков и других платьев, кроме мундиров по высочайше опробованным образцам». Ивану Семёновичу предлагалось дать ответ о результатах исполнения это предписания. Но уже в апреле он был уволен с места и,