Я тоже не собирался спорить с Жоффреем или поучать его, хотя дьявол — или Бог? — искушал меня ответить этому мракобесу. Но тут я припомнил что являюсь всего лишь ключиком — живым ключом с помощью коего аркон возжелал открыть кладовую “Цирцеи”, где хранился запас драгоценных металлов. Это вернуло меня к реальности, и я решил сменить тему разговора.

— Мы потратили много времени, почтеннейший, — произнес я, — и мне остается лишь поблагодарить вас за интерес, проявленный к такому жалкому грешнику. Полагаю, вы хотите сделать мне какое-то предложение, но в настоящий момент я слишком взволнован воспоминаниями и не хочу возвращаться к делам практическим, требующим ясной головы. Я согласен отложить отлет на десять или пятнадцать дней, если мне будет позволено немного развлечься в вашей столице — разумеется, под присмотром Святого, арконата. Скажем, какое-нибудь невинное зрелище… Спектакль… меня бы это вполне устроило. Я даже готов закупить права на голографическую запись, если вы не станете раздевать меня до нитки. Выслушав эту просьбу, аркон Жоффрей величественно кивнул. Засим я был препровожден двумя субъектами с оловянными глазами во двор Святой Базилики, к своему катеру. Я задраил люк, сел в кресло и несколько минут размышлял о намеках аркона по поводу моего одиночества. Что-то за всем этим стояло! Как и за его интересом к моей биографии. Похоже, он прикидывал, сколько с меня удастся содрать, а это значило, что мне будет предложен весьма необычный товар. Ведь есть такие вещи, цена которых зависит от покупателя: один не даст за них ни гроша, а другой пожертвует жизнью.

Решив, что с Жоффреем надо держать ухо востро, я ткнул кнопку автопилота и вознесся в небеса, к моей дорогой “Цирцее”.

Не стоит ждать веселых зрелищ на планете, где властвует теократический режим, да и число их не поразит воображение. Список, представленный мне помощниками Жоффрея, включал всего шесть позиций, и четыре из них относились к театрализованным религиозным мистериям. Немного поколебавшись между двумя оставшимися, я предпочел опере Драму.

Представление состоялось в прекрасном крытом амфитеатре, сохранившемся от старых времен. Я был доставлен туда служителями в серых робах, только на этот раз их было не двое, а целая дюжина, и они так плотно обступили меня, что контакт с местным населением исключался полностью. Мне приготовили ложу, из которой я мог следить за спектаклем и любоваться на зрителей напротив — метров этак с восьмидесяти. Не лучше обстояли дела и по дороге в театр, поскольку мой глайдер двигался с большой скоростью, а колпак кабины был затемнен. Правда, я успел заметить, что Бейли ат-Клейс, мерфийская столица, сохранил остатки былого очарования; тут не попадалось руин, и лишь несколько памятных мне высотных зданий исчезли начисто. Вероятно, отсутствие разрушений объяснялось тем, что Бейли положен в самом центре крупного материка и в другом полушарии, чем тот злополучный залив, куда обрушилась комета.

Убедившись, что мне не удастся ни с кем поболтать, я вздохнул, опустился в кресло (чуть более мягкое, чем табурет в келье Жоффрея) и приготовился наслаждаться местным искусством. К чести мерфийцев должен отметить, что спектакль увлек меня — как своей красочностью и мастерством актеров, так и множеством нелепостей и несуразностей, допущенных драматургом. Называлось сие произведение “Гамрест” и было по сути своей дикой мешаниной из историй о Гамлете и Оресте с кое-какими добавками из земной классики. Я подозреваю, что записи древних книг либо погибли во время Удара Молота, либо подверглись затем ужасающей цензуре, сократившись раз в пять или в десять. Мне показалось, что автор пьес прочитал по несколько страниц из Шекспира, Достоевского, сэра Томаса Мэлори и Эврипида или Софокла; эти страницы и послужили источником его вдохновения.

Конечно, главной сюжетной линией была вендетта — месть за предательски убитого отца, осуществить которую герою помогали отцовский дух, Офелия, Электра и братья Карамазовы. Этот дружный секстет пару часов добирался до глотки Клитемнестры, а затем еще такое же время Гамрест страдал от угрызений совести, пока один из авгуров по имени Пилад Полоний, снизойдя к его мукам, не отправлялся с ним в заоблачный Авалон, где небожители Круглого Стола во главе с королем Артуром свершали обряд очищения.

Все это было сыграно убедительно, с большим энтузиазмом, и мастерство актеров слегка компенсировало отсутствие здравого смысла. К сожалению, в пьесе тут и там проглядывали цензурные дописки — в монологе Гамреста “Быть или не быть — вот в чем вопрос” через каждое четверостишие воздавалась хвала Господу, а Старину Ника хулили самыми черными словами. Но я был не в претензии, в полной мере сознавая специфику ситуации. Меня пленила одна из актрис, игравшая Электру, — стройная рослая красавица с белокурыми кудрями, облаченная в скромный хитончик; ее лицо, как мне показалось, не носило никаких признаков вмешательства биоскульптора. Должен заметить, что мерфийцы вообще рослый и красивый народ, по большей части с серыми и синими глазами, что подтверждает их происхождение от русских и скандинавов. Есть, разумеется, примеси и другой крови, но без компьютера “Цирцеи” я не мог детально восстановить их генеалогию. Вместо этого, любуясь своей Электрой, я принялся гадать насчет ее возраста, но тут любая из версий могла оказаться ошибочной — в наше время все женщины выглядят юными девами не старше двадцати четырех. Очень немногие соглашаются выбрать более зрелый возраст, откладывая процедуру КР на три-четыре года; и я, пожалуй, не встречал за последнее тысячелетие ни одной привлекательной особы, которая выглядела бы лет на тридцать. Женщина есть женщина; ни Бог, ни дьявол, ни гнет теократии или иного авторитарного режима не заставят ее отказаться от вечной чарующей юности.

Итак, спектакль шел к концу, а я прикидывал, сколько драгоценного металла могу предложить за это красочное действо. В его нелепости таилось своеобразное очарование, способное привлечь даже тех, кто был лучше знаком с Шекспиром и Достоевским, нежели автор этой пьесы; я не сомневался, что сумею продать запись на доброй дюжине миров. Наконец я решил, что нужно предложить сто граммов золота и согласиться после торговли на сто пятьдесят — разумеется, если голографическая запись будет хорошей.

На этом мои мерфийские развлечения закончились, и я отбыл к своему катеру, а затем — на “Цирцею”, где отобедал в привычном и совсем не угнетавшем меня одиночестве.

* * *

Утром следующего дня мы (Гарконом Жоффреем снова сели за стол переговоров. После того как вопрос с “Гамрестом” был решен (я выторговал запись за сто тридцать граммов), Жоффрей произнес:

— Капитан, в свой прошлый визит вы удостоили меня доверием, рассказав о первых веках вашей жизни. Я взял на себя смелость сравнить эту историю с немногими записями, что сохранились на Мерфи и посвящены тем давним временам. Хвала Господу, теперь я смог дополнить и уточнить их! Однако… Он смолк, и я поощрил его легким кивком. Как выяснилось, аппетит приходит во время еды: Жоффрей хотел узнать побольше о моих приключениях, и в частности, о том, чем я занимался, покинув Землю.

— Записи утверждают, — сказал он, — что вы отправились с Земли на