Однако, пока Сталин был жив, он вовсе не отошел в тень. По-прежнему за ним оставалось право убивать, хотя в отношении членов команды от подобных мер он воздерживался. Он все еще мог выступить со смелыми инициативами, против которых никто в команде не смел возражать. Одной из таких инициатив была политическая кампания против евреев, это была именно его идея — большая часть команды относилась к ней с молчаливым неодобрением. История вопроса такова. Во время войны в качестве проеврейского шага был создан Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), в первую очередь для советской пропаганды за рубежом, а также для сбора денег у американских евреев. Членом команды, наиболее активно участвовавшим в создании ЕАК, был, по-видимому, Берия, филосемит, по словам его сына. Эту идею с восторгом встретили видные представители московской еврейской интеллигенции и решительно поддержали Молотов, Каганович и Ворошилов. Комитет был, с советской точки зрения, аномальным явлением, так как сталинская система обычно исключала ассоциации, представляющие специфические интересы. Но в особых обстоятельствах военного времени этот комитет не был единственным: в начале войны для аналогичных финансовых целей был создан Всеславянский комитет, ориентированный на славян Восточной Европы и русских эмигрантов, его курировал русофил Александр Щербаков[658]. Этот союз также был создан, чтобы вызвать эмоциональный отклик у конкретной целевой группы. Кроме того, были антифашистские комитеты женщин, молодежи и ученых. Еврейский антифашистский комитет появился в 1942 году, его возглавлял директор Московского еврейского театра Соломон Михо-элс, а курировал Соломон Лозовский, заместитель Молотова в Министерстве иностранных дел и крупный государственный деятель. Этот проект оказался наиболее успешным в мобилизации как международной, так и внутренней поддержки[659].

Первой проблемой для ЕАК стало предложение о создании еврейской автономной области в Крыму. Это не было настолько безумной затеей, как может показаться сейчас. Автономные национальные округа были частью советского образа жизни; действительно, в Биробиджане на Дальнем Востоке уже был еврейский национальный округ, но этот проект не получил развития, отчасти из-за отсутствия там коренного еврейского населения[660]. Идея создания крымского автономного округа для евреев была выдвинута еще в конце 1920-х годов и советское еврейское население поддержало ее с большим энтузиазмом, хотя в конечном итоге от этой идеи отказались в пользу Биробиджана. ЕАК, чьи руководители уже в течение нескольких лет ожидали, что Советский Союз станет убежищем для еврейских беженцев от нацизма, возродил предложение о Крыме, ссылаясь на то, что американские евреи с готовностью окажут финансовую поддержку. Предложение в 1944 году было отправлено Сталину через Лозовского и Молотова, но Сталин ответил отрицательно, и предложение было отклонено[661]. Очевидно, это оставалось в его памяти как свидетельство амбициозных стремлений, подозрительных внешних связей (хотя комитет для того и создавался, чтобы собрать у американских евреев деньги на оборону!) и потенциальной ненадежности того, что он, без сомнения, уже воспринимал как внутреннее еврейское лобби.

Бедственное положение евреев, выживших в Европе после холокоста, стало одной из самых острых международных проблем, когда война подошла к концу. Хотя большевики всегда были противниками сионизма, Советский Союз стал одним из первых сторонников создания государства Израиль. Он искал плацдарм на Ближнем Востоке, а также играл с капиталистическими державами в любимую сталинскую игру «разделяй и властвуй» (США поддержали создание Израиля, в то время как Британия, как колониальная держава, имевшая свои интересы в регионе, сдерживала этот процесс). В дополнение к соображениям реальной политики Молотов также лично сочувствовал созданию еврейского государства, хотя неясно, разделял ли когда-нибудь это отношение Сталин[662]. По словам сына Берии, у Сталина и Берии была более макиавеллиевская идея, что, «способствуя созданию Государства Израиль, они обеспечат для Советского Союза поддержку со стороны международных финансовых кругов. Они видели в этом государстве базу для влияния на еврейский мир со всеми его финансовыми ресурсами в интересах СССР»[663].

Советский Союз был первой страной, которая 17 мая 1947 года признала Государство Израиль де-юре. Осенью 1948 года будущий премьер-министр Голда Меир прибыла в Москву в качестве первого полномочного представителя Израиля. Московские евреи встретили ее восторженно, а Полина Жемчужина, обняв ее на дипломатическом приеме, сказала ей на идише, что она «еврейская дочь». Для Сталина этот энтузиазм сам по себе был чем-то вроде предупреждающего сигнала. Проблемы в отношениях между двумя государствами возникали еще летом 1948 года, что усугублялось потоком американских денег в Израиль в первый год его существования. Советский Союз не мог с этим конкурировать. В Соединенных Штатах помощь Израилю уже рекомендовалась как способ блокирования коммунистической экспансии в условиях холодной войны. Эмиграция евреев в Израиль была еще одной проблемой, поскольку Советский Союз, который вообще сделал легальную эмиграцию почти невозможной для своих граждан, не был склонен делать исключение для евреев. «Ни финансовой помощи, ни переселения», — так разочарованная Меир подвела итоги своего визита после отъезда из Москвы в марте 1949 года[664].

Международная деятельность ЕАК была чрезвычайно успешной, особенно с социально сознательным американским еврейским сообществом — у многих американских евреев были российские корни и многие из них симпатизировали левым. Но, конечно, с учетом международной напряженности, холодной войны и готовности Сталина видеть потенциального шпиона в каждом иностранце здесь таилась опасность. Она увеличилась оттого, что внутри страны ЕАК приобрел огромную популярность, — российские евреи воспринимали его как своего защитника в советской системе. В одном из отчетов органов безопасности неодобрительно отмечалось, что ЕАК превращается в нечто вроде министерства по делам евреев. Это было тем более опасно, что в народе стало набирать силу негативное отношение к евреям как к привилегированной элите, которая «отсиживалась во время войны в Ташкенте».