Наконец, медсестра приблизилась ко мне со шприцем наготове. И вколола в попу. Больно-больно. (Это место потом у меня сильно болело. Так что ту медсестру я еще долго вспоминала недобрыми словами).

– А скоро подействует? – жалобно спросила я.

– Минут через пятнадцать.

– Ой, я к этому моменту умру...

– Никто еще не умирал!

Фу, какая грубиянка! Вот за что не любят медперсонал. Ну что ей мешало сказать то же самое, но поласковее? Обязательно надо испортить настроение. Оно у меня и так опустилось ниже плинтуса. А ведь как все красиво начиналось..!

Не успела я прийти в себя от очередной схватки и болезненного укола, как подоспело новое испытание – электромониторинг. 15 минут сохранять неподвижность, когда тебя так «колбасит», – это не просто мука, это ПЫТКА. На меня то и дело сыпались приказы с частицей «не»: руку не закидывай, головой не верти, позы не меняй, не дергайся! Я думала, что этого не вынесу.

Никакого действия обезболивающего я так и не почувствовала. Но спасение все же пришло – в виде любимого мужа. В одиннадцать часов ноль пять минут он таки добрался до постели рожающей жены. Как только с меня сняли провода, я схватила Диму за руку. Вот чего мне не хватало все это время!

Он провел около меня всего несколько минут, пережил со мной всего 2-3 схватки. А потом... Потом вдруг мне захотелось тужиться. Мама дорогая! Караул! Спасите – помогите! Неужели уже потуги?

Григорий Анзорович проверил состояние шейки матки.

– Нет, раскрытие неполное, тужиться пока нельзя. Дышите глубоко. Потерпите совсем немного. Минут десять-пятнадцать.

Эти десять-пятнадцать минут я не забуду никогда! Я чувствовала себя потерявшимся ребенком, который не знает дорогу домой. Меня охватила паника: смогу ли вытерпеть, не наврежу ли ребенку – головка-то ведь все ближе к «выходу»! Болевые ощущения мигом отошли на задний план. Самым главным в тот момент было совладать с собой и не допустить непроизвольных потуг. Задача просто на грани возможностей!

А еще я не забуду, как меня подбадривала моя акушерка Тоня, носившаяся по боксу и готовившая все необходимое для второго периода моих родов. И бледного Диму, который не знал, чем мне помочь. Он не нашел ничего лучше, как вслед за Тоней повторять единственно воздействовавшие на меня слова: дыши, дыши. Глубокое дыхание действительно помогало не тужиться. Я концентрировала на нем свое внимание, и позывы к потугам становились менее ощутимыми.

Когда мне объявили, что раскрытие полное и можно перебираться на кровать Рахманова, я не поверила своему счастью. Знакомые манипуляции заняли несколько секунд: ноги привязали, в руки – поручни, и вперед. Григорий Анзорович встал слева, акушерка – справа от меня. Дима... Нет, на этот раз не напротив «выхода» (хватит с него потрясений), а у изголовья.

Тужилась я вполсилы. Могла бы, конечно, стараться и посильнее. Но мне опять было страшно. Страшно, что головка ребенка разорвет меня на части. Вокруг все командовали: тужься, тужься! И я безропотно слушалась – набирала в рот воздух и напрягалась. Но в один прекрасный момент в этом сонме голосов я услышала призыв мужа, по привычке скандировавшего «дыши, дыши», и вместо того, чтобы задержать дыхание на потуге, выдохнула воздух.

– Да что ты делаешь, тужься!!! – зашипели на меня люди в белых халатах.

Я исправилась. А сама не могла удержаться от смеха – Дима мой тот еще «спец» в акушерстве, но он не мог оставаться безучастным и решил тоже внести свою лепту в помощь роженице.

Наш сын появился на свет с третьей потуги. Ну-ка, ну-ка, кто там у нас родился? Первое, что бросалось в глаза – это настоящая копна черных волос (Боже, какие они длинные!). Дальше взгляд задерживался (и надолго!) на огромном «мужском хозяйстве» мальчугана. Наконец, придирчивый взор мамаши выцепил «несовершенство» – белые жировички, рассыпанные по носу. Интересно, они пройдут?

Часы на стене показывали без десяти двенадцать. О-о-о! Рожала-то я всего час пятьдесят (ну, если не считать периода невнятных схваток). Значит, не зря говорят, что вторые роды – быстрые. Проверено! В моем сознании эти час пятьдесят пролетели просто молниеносно. Да, было больно, и даже очень. Зато недолго.

После рождения малыша я снова испытала облегчение и любопытство. А Дима... Мой любимый муж – всегда такой спокойный, выдержанный, невозмутимый – заплакал! Отвернулся к окну и стал вытирать слезы руками. Я растерялась. Ну и ну! На его месте должна быть я! Это я сентиментальна до невозможности. Это у меня глаза всегда на мокром месте. Но мне плакать совсем не хочется. Наоборот, хочется веселиться. Я не знала, что мне делать: то ли утешать Диму, то ли следить, что там творят с нашим ребенком.

Малыша понесли измерять и взвешивать. А говорят, что вторые дети всегда крупнее первых. Ничего подобного!

– Уже решили, как назовете? – спросил нас Григорий Анзорович.

– Да. Гришей, – отозвалась я.

– А, тезка...

Доктору Георгазде, что там говорить, было приятно, что у младенца, которого он принял, будет такое же имя, как и у него.

Я хочу вам сказать, что природа уже во второй раз играет со мной злую шутку. Я посмотрела на нашего сына и поняла, что он – вылитый Гриша. Черненький, смугленький. Мое штамповое сознание именно таким Григория всегда и представляло (равно как и Даша для меня – это темненькая девочка). Так в кого в итоге превратился наш смуглый брюнет? В голубоглазого блондина! (И дочка тоже, хоть и родилась с темными волосами, сейчас «носит» русые). И вот сморю я сейчас на своего Гришу и думаю:

– Ну, какой же ты Гришка? Ты же Степка! И чего я Олю не послушала? Да кто же знал, что такой иссиня-черный мальчуган надумает «менять окрас»?