Так что подрастает у нас в семье белобрысый Григорий. А я теперь знаю, что дети с момента рождения кардинально меняются. И предугадать, какая «масть» у твоего ребенка, не-воз-мож-но.

Мне вновь предстояла малоприятная процедура наложения швов. В этих родах я опять не почувствовала, в какой конкретно момент меня разрезали, а вот Дима не только видел сам процесс, но и слышал, как за несколько секунд до этого затрещала ткань моей многострадальной промежности. Но на этот-то раз у меня не было проводков эпидуральной анестезии, по которым можно было бы пустить анестетик и притупить чувствительность нежного места! Я завопила, что согласна на наложение швов только при условии полного обезболивания. Позвали анестезиолога. Им оказался уже знакомый мне Борис Борисович. Меня он, конечно, не узнал, зато я его очень даже.

– Пациентка хочет полностью обезболиться, – «представил» меня Григорий Анзорович анестезиологу.

Тот понимающе кивнул. Куда-то ушел, но быстро вернулся. Со шприцем в руках. Борис Борисович собрался делать общий наркоз. Я немного удивилась (не ожидала, что мне НАСТОЛЬКО пойдут навстречу, думала, ограничатся местным обезболиванием), но мгновенно согласилась.

Из соседнего бокса уже минут двадцать слышались команды медперсонала «тужься!».

– Слава богу, у меня все позади, – подумала я и отрубилась.

...Я открыла глаза и тут же зажмурилась. Мне в лицо светила гестаповская лампа. Я снова открыла глаза и увидела перед собой много-много ярких точек. Сфокусировавшись, я поняла, что это потолочные светильники. Они прыгали, плясали и бегали из стороны в сторону. Как их много! Штук тридцать, наверное. В голове мелькнуло: неужели роддом разорился на такое яркое освещение?

Повернув голову, я увидела очертания человека. О, да это же мой муж!

– Дим, меня зашили? – заплетающимся языком спросила я.

– Зашили, зашили.

Было странно, что он все еще рядом. Потому что мне показалось, что в бессознанке я провалялась минимум полдня.

– Сколько времени?

– Час дня.

– О-о-о! Так я всего полчаса спала?

– Да.

– Дим, а меня зашили?

– Ты уже спрашивала. Зашили.

– И как?

– Все нормально.

– А Гриша где?

– Дышит под кислородной маской.

– Так ты сказал, меня зашили?

– Да зашили уже! Лежи спокойно!

У меня было ощущение, что я напилась «в зюзю» и теперь вот мучилась похмельем. Да, общий наркоз – штука коварная. Я никак не могла прийти в себя. Родильное кресло, на котором я лежала, как будто плыло подо мной по волнам и качалось туда-сюда. Потолочные светильники все плясали у меня перед глазами. Но теперь я уже могла их сосчитать. Оказалось, их совсем немного.

Еще я заметила, что мы с Димой в боксе не одни. За столом сидел Григорий Анзорович и мирно заполнял мою карту. Так он слышал, как я позорно отходила от наркоза? Вот ужас!

Тут-то в мою пьяную голову и закралась шальная мысль, которая еще долго не давала мне покоя: а что доктора-мужчины «забыли» в акушерстве? Почему выбрали именно эту профессию (явно не из-за гонораров, которые «вошли в моду» лишь относительно недавно)? Не падает ли у них либидо от каждодневного лицезрения голых «сисек-писек»? Способны ли они вообще воспринимать женщину как сексуальный объект? Ведь мужчину, как мне казалось, привлекает в женщине некая таинственность. А какая уж тут загадка, если все тайны давно раскрыты? Вон они, эти загадки, мелькают каждый день перед глазами в исподнем и без.

Эта мысль становилась все навязчивее, потому как в это мое пребывание в 72-ом роддоме меня сплошь окружали доктора-мужчины. Один принимал у меня роды, второй, зав. родовым отделением, как-то зашел в мой бокс, еще с двумя мужчинами я столкнулась в послеродовом отделении во время врачебных обходов в выходные дни. На моем этаже работал даже медбрат! В общем, я все больше погружалась в недоумение. И оно мучило меня очень долго – почти полтора года, пока, наконец, не появилась счастливая и неформальная возможность задать волновавшие меня вопросы лично тем замечательным докторам, которые работают в 72-ом роддоме.

А вам интересно, что мужики «забыли» в акушерстве? Рассказываю.

Как мышление военных кардинально отличается от мышления гражданских, так и образ мыслей медиков обычному человеку понять сложно. Но можно.

Во-первых, объяснили мне гинекологи-мужчины, в акушерстве есть своя магия. Каждый день не только видеть чудо (рождение новой жизни), но и соприкасаться с ним, в какой-то степени творить его, – это потрясающе. Это самого врача с ног до головы заряжает позитивной энергией. Ни в какой другой области медицины нет той атмосферы, тех эмоций, которые царят в родблоке.

Во-вторых, акушерство – благодарная работа. Во всех смыслах, а не только в плане денег. Словесная благодарность новоиспеченной мамочки – самая искренняя, идущая от сердца. Это не дежурное «Спасибо, доктор». Это глубокое внутреннее чувство, которое женщина может пронести через всю жизнь. Но самое большое удовлетворение приносит, конечно, плод совместных усилий женщины и врача – маленький человечек, увидевший мир.

В-третьих, акушерство – это особенный контингент пациентов. Работать с молодыми (и очень часто привлекательными) женщинами – одно удовольствие. Ни в родблоке, ни в отделении патологии, ни в послеродовом отделении не встретишь пожилых людей с перекошенными лицами, недовольных жизнью и костерящих всех и вся. У временных обитателей роддома совершенно иной жизненный настрой, и соответственно дух в палатах совершенно иной. Там не пахнет болезнями, «безнадегой» и старостью, там пахнет приятным волнением, предвкушением и абсолютным счастьем.

А насчет либидо (а я не постеснялась спросить и об этом!)... Все мужчины-гинекологи, как один, мне ответили, что женщина-пациентка и женщина-сексуальный объект – это два разных понятия, и в их головах они никак не смешиваются. Один акушер в шутку признался, что даже после дежурства (то есть нескольких принятых родов) идет домой и думает, как бы познакомиться с интересной женщиной. Вот так! Нет, все-таки мужчины – загадочные существа.

...Когда я немного очухалась, вновь встал вопрос, в какое послеродовое отделение меня везти. Я, помня свой предыдущий позитивный опыт, попросилась на 4-ый этаж – в отделение для женщин после кесарева, где есть детские боксы. Было видно, что Григорий Анзорович колеблется. Интересно, в чем причина? Он хочет запереть меня в палате с ребенком без права на отдых и ночной сон? А я-то думала, что он заботливый..!