и несколько других баронов) продолжали переговоры с представителями герцога Бургундского, который с каждым днем становился все более непримиримым.

4 мая, когда король ехал "для удовольствия" по сельской местности в компании своего брата и графа де Сен-Поль, он узнал, что бургундские посланники уехали в Перон, чтобы посоветоваться со своим господином, в то время как его собственные делегаты остались в деревне, где проходили переговоры. Ему вдруг пришла в голову идея, которую он тут же воплотил в жизнь. Он приказал сотне всадников надеть бургундские знаки отличия, то есть крест Святого Андрея, чтобы совершить провокацию в деревне. Вскоре он узнал, что его люди блестяще выполнили свою миссию. Они ворвались в деревню с криками "Бургундия! Бургундия!" и вскоре окружили делегатов, разграбив на их глазах весь багаж. Те немногие посланники, которым случайно удалось спастись, немедленно сели в седло и поскакали в сторону Ама, распространяя по дороге ужасные новости о бургундском набеге, свидетелями которого они только что стали. Когда, запыхавшись, они наконец добрались до города, то объявили, что сам король взят в плен. В течение часа дюжина гонцов прибыла в Ам, чтобы рассказать ту же историю. Миланского посла Сфорца де Беттини начали посещать "странные мысли". И когда Людовик наконец-то появился, весь город был взбудоражен.

Король смиренно выслушал уговоры своих придворных по поводу его неосмотрительного поведения и согласился с ними, что ему следует без промедления заняться опровержением тревожных слухов, которые о нем распространялись. Сойдя с коня, он столкнулся лицом к лицу с Беттини, который, в свою очередь, решил преподать ему урок: шутка, которую он устроил, была ужасной ошибкой и не будет ничего удивительного, если герцогу Милана сообщат о его пленении, что не может его не расстроить и теперь необходимо немедленно отправить к нему курьера, чтобы успокоить. Людовик выслушивал всех с ангельским терпением и поспешил последовать всем советам, которые ему давали. Он отправил гонцов в Италию, Париж и самые важные города королевства, чтобы сообщить, что новости о похищении короля и его эмиссаров не следует доверять. Людовик сам продиктовал Великому магистру двора письмо, к которому собственноручно добавил: "Это была та забава, которую устроили некоторые из моих людей, возвращавшихся в Бургундию". Антуану де Шабанну не нужно было знать, что сам король был автором шутки, которую он, конечно же, не оценил бы!

Если эта шутка означает капризный дух короля и отсутствие заботы о чувствах других, то она не осталась без последствий. По большей части, делегаты, ответственные за переговоры о мире, были, похоже, теми же самыми, кто за некоторое время до этого советовал королю послать его драгоценных солдат в атаку на бургундский лагерь, и которые поэтому не хотели продлевать перемирие. Теперь, после урока, который преподал им Людовик, увидев на мгновение прямую угрозу своей жизни, они должны были лучше понять его нежелание проливать кровь при всяком удобном случае и ужас, который внушала ему война и который разделяли с ним простые люди. В мрачные мартовские дни один бургундец писал: "Да дарует нам Бог мир, ибо война делает нашу жизнь очень тяжелой!"

Людовик терпеливо продолжал переговоры с герцогом Бургундским. В конце июня, то давая, то отзывая свое согласие, выдвигая неприемлемые условия, от которых он потом отказывался, Карл, наконец, решил продлить перемирие, но только до 30 апреля 1472 года, таким образом ясно намекнув королю, что, если придется снова взяться за оружие, он намерен воспользоваться идеальным временем, которое предоставляет май, чтобы начать кампанию.

После этой новой неудачи Людовик снова отправился на Луару. Как всегда, несмотря на провал своих планов, он вернулся не с пустыми руками. Он не только обрел новый опыт, но и отвоевал два города на Сомме и различные опорные пункты, которые значительно улучшили его позиции на севере и которые, при необходимости, можно было использовать в качестве разменной монеты в отношениях с герцогом Карлом. Король нуждался в поощрении таких мыслей, поскольку лучше других знал, что, прибегнув к войне, он поставил себя в опасную политическую ситуацию. Эдуард IV, Франциск Бретонский и герцог Бургундский уже возобновили свой союз против него, а лояльность его брата ушла в прошлое. Помимо этих политических трудностей, было и личное горе: молодой принц Пьемонтский, старший сын его сестры, герцогини Иоланды Савойской, внезапно умер в начале июля. По сравнению со своими младшими братьями он был энергичным и умным юношей. Людовик, воспитавший его при французском дворе, привязался к нему, как к сыну, и надеялся, что однажды он положит конец анархии, царившей в Савойе.

Утром 6 июля, когда известие о смерти принца достигло Тура, Людовик имел частную встречу с Сфорца Беттини. Когда миланец "спокойно и сочувственно сообщил ему о глубокой досаде, которую испытал его господин, узнав о случившемся в Англии", Людовик ответил "со вздохом, что не может бороться с судьбой".

Через несколько минут, когда он уже собирался сесть на коня и отправиться в паломничество к Нотр-Дам-де-Сель в Пуату, король снова вызвал Беттини. Он рассказал ему о надеждах, которые возлагал на Уорика, и удивился, что за столь короткое время все они рухнули. Ко всему прочему, герцог Гиеньский отказался жениться на дочери короля Кастилии, поставив тем самым под угрозу испанский союз. Наконец, узнав о смерти принца Пьемонтского, король оплакивал его так пронзительно, отмечает Беттини, что "даже если бы Орфей был на его месте, я не думаю, что он смог бы сделать больше".

"Сфорца, — продолжал Людовик, — я говорю с вами так, как говорил бы с самим собой". И он сразу дал понять, что нисколько не отчаивается:

Ему казалось особенно странным, что в одно и то же время не связанные между собой дела должны были принять оборот, настолько противоречащий его интересам.

IV

Задолго до окончания 1471 года при маленьком дворе Карла, герцога Гиеньского, говорили о заговорах и планах войны против Людовика XI. Сам король был хорошо информирован об этом, и среди прочего, ему сообщили, что он не должен ничего предпринимать, иначе принцы и англичане натравят на него "столько борзых, что он не будет знать, куда бежать". К середине лета герцог Гиеньский пытался добиться от Папы Римского необходимых разрешений, чтобы аннулировать обещания, данные им королю, и разрешить его брак с Марией Бургундской. Его посланники и делегаты постоянно наведывались к герцогу Бретонскому, графу де Сен-Поль и Карлу Бургундскому. В ноябре он очень любезно принял графа д'Арманьяка, которому в следующем месяце вернули его владения. При своем дворе он оказался между влиянием двух соперничающих группировок: одной руководила его