конце 90-х годов XIX века появилась присланная с Кавказа статья, пытавшаяся дать делу о разбоях несколько новое освещение, да и то больше полусловом и намёком. Автор старался показать, что умножение разбоев есть дело своеобразной интриги, исходящей из среды недовольных новой административной системой края. Есть, по словам автора, и среди туземцев, и среди чиновников даже не мало людей, умеющих ладить с беспокойным элементом края путём разных поблажек и соглашений, а следовательно, и обладающих секретом, как можно сокращать разбои или давать им простор. Когда эти люди недовольны, то прибегают к терроризированию населения, как к своего рода оппозиции[1054].

Ф.Гершельман, 8 лет служивший на Кавказе, пришёл к выводу, что грабежи являются прямым следствием общего неустройства края[1055]. Г.М. Туманов, также долгие годы работавший на Северном Кавказе не сомневался, что рассказы о преступности преувеличены. В своей работе «Разбои и реформа суда на Кавказе» он писал: «Утверждать, что в натуре кавказца более элементов преступности, чем у других народностей, было бы слишком смело, просто абсурдно. В представлении европейца пылкий испанец или итальянец является более склонным к злодеяниям, чем рассудительный француз, а француз, в свою очередь — более беспокойным элементом, чем холодный норвежец или немец. Там, где осторожный северянин ограничился бы ловким подлогом, кражей или отравлением, там экспансивный южанин прибегает к грубому насилию: к грабежу, ранению, убийству. Но и в том и в другом случае преступление остаётся преступлением. Достойно внимания и то, что некоторые аграрные преступления на Кавказе создаются недостатками закона»[1056].

Не смотря на нагнетание страстей вокруг вопроса о грабежах и разбоях горцев, статистика показала несколько иную картину, представив Терскую область как одну из самых благополучных в криминогенном плане. В предреволюционные годы Терская область имела наименьшую преступность из всех кавказских губерний и областей[1057]. Если в 1874 году в области было совершено 252 преступления, то уже к 1875 году эта цифра снижается до 176[1058]. Цифровые данные о судимости и о кражах скота указывают на уменьшение числа преступлений. В 1893 году в Терской области было зафиксировано 213 краж скота, в 1894 году — 45, а в 1895 году — 121 кража. На 1893 год приходится 340 краж лошадей, к 1894 году этот показатель уменьшается до 171, а к 1895 году снова увеличивается до 205[1059]. В 1896 году общее число осуждённых в Терской области, по сравнению с предыдущим годом, уменьшилось на 3141 (33, 8 %), причём в горских судах на 47, 2 %[1060]. На показатель уровня преступности в регионе сильно влиял постоянно увеличивающийся поток переселенцев, далеко не всегда работящих и законопослушных. Мигранты в основном поселялись на равнине и в городах. В 80-х годах XIX века в Грозном впервые появились нищие, выросла преступность. Один из корреспондентов «Терских ведомостей» писал в 1877 году: «До 1869 года на Сунже не было нищих, теперь они бродят целыми компаниями»[1061].

С ростом промышленности и торговли в крае увеличилось число экономических преступлений, появился рэкет. По свидетельствам современников: «Если вы заводите на Кавказе какое-либо промышленное предприятие, к вам через некоторое время доставляется по почте „окладной лист“, в котором обозначено сколько вы должны платить местной разбойничьей банде за свою личную и имущественную безопасность. А затем к вам пожалует и лично депутат от банды за данью»[1062].

Бессилие власти в предупреждении преступлений, в раскрытии и в поимке преступников заставляло население прибегать к самообороне и самосуду. Поэтому процветание самосуда в виде кровной мести можно было поставить в вину не только населению, но и слабости местной власти, в следствии её недостаточной организованности. Следовало бы признать за аксиому, что не может быть правильного правосудия там, где судьи изображают из себя глухонемых, т. е.не знают ни местного языка, ни местных обычаев, ни веры, ни своеобразных условий местной жизни[1063]. Чеченец Ахмат-хан Баев из Шатоя, побывавший по суду за «кровные дела» несколько лет в Сибири, искренне говорил, что там ему жилось лучше: «Работа есть, деньги есть». Он сожалел, что чеченец не имеет выхода на русские просторы[1064].

Император, по положению Кавказского комитета от 28 ноября 1863 года разрешил ссылаемым в Сибирь на водворение уроженцам Кавказа выдавать ежегодно по 57 рублей 14/2 копейки на довольствие. Руководство Сибирского края добилось того, чтобы данная сумма выплачивалась не всем ссылаемым горцам, а лишь тем, которые не могут зарабатывать себе средства на жизнь по болезни или дряхлости[1065]. Горцев чаще других жителей области высылали в отдалённые российские губернии и Сибирь. Высылка из края была введена в 1868 году по распоряжению главнокомандующего Кавказской армией. Это наказание применялось к признанным виновными в таких преступлениях, за которые по Уложению о наказаниях полагались каторжные работы или ссылка на поселение. Каторжные работы заменялись обыкновенно ссылкой в Сибирь навсегда, а ссылка на поселение — высылкой во внутренние губернии России на срок[1066].

Начали ссылать «вредных и преступных жителей из туземцев» ещё в 1862 году, осуществлялось это административным порядком, по соглашению с наместником на Кавказе. В 1864 году главнокомандующий Кавказской армией предложил вместо ссылки определять горцев на службу в действующие войска вне Кавказа на срок от 4 до 10 лет. Таким образом руководство хотело сэкономить средства и установить спокойствие в крае, т. к. большинство горцев считало что у них состава преступления не было, т. к. они действовали по обычаям, из-за удальства или пытаясь сохранить свою честь или честь своей семьи, рода. Однако вскоре выяснилось, что отдача лиц гражданского ведомства за преступления в военную службу окончательно отменена ещё в марте 1860 года. По мнению Гос. совета «…Армия не может быть местом ссылки и наказания для преступников». В силу этих причин осуждённых горцев стали отдавать в арестантские роты гражданского ведомства; или ссылать их в Сибирь, или же использовать их на государственных работах: проведении Ладожского канала, очищении форваторов судоходных рек, проведении шоссейных дорог[1067]. Главнокомандующий мог по представлению начальника области высылать подозрительных лиц за пределы Кавказа на основании ст.478 Свода военных постановлений. И только 8 марта 1868 года наместник Кавказа ввёл порядок, по которому при назначении горцам видов и сроков ссылки следовало руководствоваться Уложением о наказаниях[1068]. Высылка, не смотря на то, что она признавалась во всех европейских кодексах, а также упоминалась в Уложении о наказаниях — наказанием, и притом довольно крупным — в России не считалась. Её чаще называли полицейской мерой, принимаемой для