– У вас все закончено?

– Да.

– Все вывезено?

– Полностью.

– Люди?

– Остались только три охранника.

– Пойдем.

Они таким же образом поднялись на этаж прислуги и оказались в мансарде, где находились три человека, один из которых смотрел в окно.

– Ничего нового?

– Ничего, хозяин.

– На улице спокойно?

– Абсолютно.

– Еще десять минут, и я уезжаю. Вы тоже. С этого момента при малейшем подозрительном движении на улице предупреждайте меня.

– Я постоянно держу палец на кнопке тревожной сигнализации, хозяин.

– Дюбрей, вы сказали нашим перевозчикам, чтобы они не прикасались к проводам этой сигнализации?

– Конечно. Она отлично работает.

– Ну, тогда я спокоен.

Они вместе спустились в апартаменты Феликса Дави, где он, вернув на место мраморную деталь, воскликнул:

– Дюбрей, хотел бы я видеть лица тех, кто обнаружит все эти восхитительные устройства, сигнальные звонки, сеть электрических проводов и акустических труб, невидимые ходы, скользящие паркетины, потайные лестницы – хитроумные изобретения для настоящей феерии!

– Какая реклама для Арсена Люпена!

– Реклама, без которой можно было бы обойтись. Жаль расставаться с таким оборудованием. Придется начинать все сначала, Дюбрей, и по новому проекту, разумеется, потому что никогда нельзя повторяться. Черт бы побрал этого Шолмса!

– Он так и не вернулся?

– Ну что вы, как? От Саутгемптона ходит только один пакетбот, в полночь. От Гавра – только один поезд: отходит в восемь утра и прибывает в одиннадцать часов одиннадцать минут. Если он не сел на полночный пакетбот (а он на него не сел, так как капитану были даны четкие распоряжения), то сможет вернуться во Францию только сегодня вечером, через Ньюхевен и Дьепп.

– Если вернется!

– Шолмс никогда не бросает начатую партию. Он вернется, но слишком поздно. Мы будем уже далеко.

– А мадемуазель Детанж?

– Я должен встретиться с ней через час.

– У нее?

– Нет, она вернется к себе только через несколько дней, когда минует буря… и когда мне не придется больше заниматься только ею. Но вам, Дюбрей, следует поторопиться. Погрузка нашего багажа будет долгой, а ваше присутствие необходимо на набережной.

– Вы уверены, что за нами не следят?

– Кто? Я опасался одного Шолмса.

Дюбрей ушел. Феликс Дави сделал последний круг по помещению, подобрал два-три разорванных письма, потом, увидев кусочек мела, нарисовал на темных обоях столовой большую рамку и написал, как это обычно делают на мемориальных досках: «В НАЧАЛЕ XX ВЕКА ЗДЕСЬ ПРОЖИВАЛ В ТЕЧЕНИЕ ПЯТИ ЛЕТ АРСЕН ЛЮПЕН, ДЖЕНТЛЬМЕН-НАЛЕТЧИК».

Эта маленькая шутка, казалось, доставила ему большое удовольствие. Насвистывая веселую песенку, он перечитал надпись и воскликнул:

– Теперь, когда я исполнил свой долг перед историками будущего, пора уходить. Поторопитесь, Херлок Шолмс, в течение трех минут я покину свое убежище, и ваше поражение станет окончательным. Еще две минуты! Вы заставляете себя ждать, мэтр! Еще минута! Вы не идете? Хорошо! Я объявляю о вашем поражении и своей победе. А теперь я сматываю удочки. Прощай, царство Арсена Люпена! Мы больше не увидимся. Прощайте, пятьдесят пять комнат шести квартир, в которых я царил! Прощай, моя каморка, моя скромная каморка!

Звонок прервал его лирические воспоминания, звонок резкий, быстрый и пронзительный. Он прозвонил два раза, смолк, снова зазвонил и смолк. Это была тревожная сигнализация.

Что случилось? Какая-то опасность? Ганимар? Да нет же…

Арсен Люпен уже собирался вернуться в свой кабинет и скрыться, но для начала подошел к окну. На улице никого. Может быть, неприятель уже в доме? Он прислушался, ему показалось, что он слышит приглушенный шум. Не колеблясь больше, Арсен Люпен побежал в рабочий кабинет и, перешагивая через порог, различил звук ключа, который пытались вставить в скважину входной двери.

«Черт возьми, – подумал он, – пора уходить. Возможно, дом окружен… через черный ход нельзя. К счастью, есть камин…»

Он резко нажал на мраморную резьбу, она не двигалась. Он сделал еще одно усилие – резьба не сдвинулась с места.

В то же мгновение он услышал, как внизу открывается дверь. Раздались шаги.

– Черт возьми! – выругался он. – Я пропал, если этот проклятый механизм…

Его пальцы судорожно обхватили мраморную резьбу, он навалился на нее всем телом… Никакого результата. Ничего! Невероятно, но судьба нанесла ему ошеломляющий удар: механизм, исправно работавший всего лишь мгновение назад, сломался!

Арсен Люпен делал попытки снова и снова, судорожно сжимая резьбу. Плита оставалась безжизненной и неподвижной. Проклятие! Возможно ли, чтобы дурацкое препятствие преградило ему дорогу? Он принялся наносить по мрамору яростные удары кулаком, колотить, проклинать его…

– Итак, господин Люпен, похоже, что-то не работает, как вам хотелось бы.

Он вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стоял англичанин.

Херлок Шолмс!

Арсен Люпен пристально смотрел на него, пораженный ужасным видением. Херлок Шолмс в Париже! Херлок Шолмс, которого он отправил накануне в Англию, как опасный груз, стоял перед ним, свободный и торжествующий! Чтобы, вопреки воле Арсена Люпена, случилось это невероятное чудо, нужно было нарушить законы природы и дать восторжествовать всему, что противно логике и здравому смыслу! Перед ним Херлок Шолмс!

С ироничной и презрительной вежливостью в голосе, которой так часто унижал его противник, англичанин произнес:

– Господин Люпен, уверяю вас, с этой минуты я больше не буду думать о ночи, которую вы заставили меня провести в особняке барона д’Отрека, о неприятности, случившейся с моим другом Вилсоном, а также о моем похищении в автомобиле и о путешествии, которое я совершил, по вашему приказу привязанный к не слишком удобной койке. Эта минута заставляет забыть все. Я больше ни о чем не буду вспоминать. Я отомщен. Это великолепная месть!

Люпен молчал. Англичанин снова заговорил:

– Вы согласны со мной?

Он словно настаивал, просил о своего рода забвении прошлого.

Немного подумав, внимательно глядя на англичанина, Люпен спросил:

– Я полагаю, мсье, что ваше поведение основано на серьезных причинах?

– В высшей степени серьезных.

– Тот факт, что вы ускользнули от моего капитана и матросов, является второстепенным в нашей борьбе. Но то, что вы здесь, передо мной, один – один перед Арсеном Люпеном! – заставляет меня думать, что вы одержали окончательную победу.