Прохожие на улицах останавливались, чтобы посмотреть на них. Дом сознавал, что его бронекостюм, как и у остальных, покрыт потеками крови, внутренностями и выделениями червей. Он ждал язвительных замечаний в свой адрес по поводу неряшливого вида, но люди просто откладывали лопаты и щетки и вытягивались в струнку, стараясь выказать свое уважение, а потом начинали аплодировать.

Их отношение потрясло Дома. Он едва не прослезился. И пытался убедить себя, что расклеился от усталости.

— Пивной бар, — произнес Маркус, оглядывая улицу. — Вряд ли придется здесь выпить еще когда-нибудь…

И так было на всем их пути через город. Рабочие утренних смен, идущие на фабрики и заводы, останавливались, чтобы похлопать солдат по спине. Одна женщина — лет тридцати, очень симпатичная, но ничего общего с Марией — подошла к Хоффману и наградила его поцелуем в щеку. А полковник был скорее шокирован, чем польщен таким знаком внимания.

— Вы ее очаровали, сэр, — пошутил Дом. — Это все из-за вашего мундира.

— Это правда? — Женщина смотрела на них с восхищением, — Они разбиты. Мы наконец победили проклятых тварей.

— Я не знаю, мэм, — ответил Хоффман. Он все еще соблюдал правила приличия. — Время покажет. Мы можем только продолжать убивать червей, пока их совсем не останется.

Мысль об окончании войны не задержалась в голове Дома. Но все же хорошо было пройти по улицам, посмотреть, насколько горожане отличаются от военных, ощутить единство с обычными гражданами. Теперь они увидят, что солдаты не зря получают расширенный рацион. Хоффман знал, что делает. Бойцы выглядели устрашающе, и так же ужасно от них воняло. Кровь, пробитая броня, щетина на щеках, ошметки убитых червей — все это куда убедительнее говорило об их готовности защищать человечество, чем любые плакаты Коалиции.

И восхищенные приветствия горожан были не хуже любых медалей. Дом не так уж часто встречался с соотечественниками в безопасной зоне, и ему полезно было вспомнить, как они выглядят и чем их мир отличается от его реальности.

— Надеюсь, ваше уличное представление стоило того, что вы разбередили рану, полковник, — сделала ему выговор врач, когда Хоффман наконец добрался до лазарета. Доктор Хейман была едва ли не вдвое старше Берни, а терпения в ней оказалось во столько же раз меньше, и она поднимала ногу Хоффмана для осмотра точно так же, как ветеринар поднимает копыто лошади. — А вы, сержант, сейчас же отправитесь на анализы. Вы хоть представляете, какие инфекции могут проникнуть в организм, если фекалии червей попадут в открытую рану?

Маркус пожал плечами и прикоснулся к ссадине:

— Хорошо, мэм. В будущем я постараюсь не стрелять им в живот.

Такое высказывание для Маркуса означало, что он в отличном состоянии духа и даже весел. Дом решил, что может оставить его на попечение врачей, а сам направился к главной казарме. Свои дальнейшие действия он расположил в таком порядке: после очистки основной грязи с бронекостюма принять душ, потом съесть самый плотный завтрак, какой только поместится на тарелке… А затем отыскать Берни, пока она не передумала.

"Нет, она обещала. Она сдержит слово. Она расскажет мне правду".

По мнению Дома, душ был главным отличием цивилизации от жизни дикарей. Он опустил руки и подставил голову под струю горячей воды. На теле повсюду виднелись свежие кровоподтеки и рубцы, натертые краями бронекостюма. Немудрено, ведь он потел в этом панцире много часов подряд.

"Я больше не мальчик. Насколько же я изменился? Черт!"

В тот момент он подумал, что Мария не узнает его при встрече или не примет, поскольку он был уже не тем, кого она помнила.

— Ты слишком устал, чтобы рассуждать, — произнес он вслух, обращаясь к самому себе. — Опять выдумываешь какую-то чушь. Лучше иди поешь.

Когда он наконец отмылся и почистил снаряжение, часы показывали десять утра. В столовой завтракали два отряда: «Каппа» и «Омикрон». Сержант Андерсен махнул ему рукой:

— Привет, Сантьяго. Хорошо поохотились?

— Не так хорошо, как обычно. — Дом стащил с тарелки Андерсена пару тостов и отправил их в рот. — Больше мороки, чем дела. Кроме того, чуть не потеряли Хоффмана.

Все засмеялись.

— Надо было постараться, лентяи, — сказал Андерсен. — Как ты считаешь, светомассовая бомба их сломила? С червями покончено?

— Понятия не имею.

— Бродяги говорят, будто вся Саранча ушла из Толлена. Ни одного нападения уже несколько дней. Правда, земля постоянно дрожит, но черви не показываются.

Дом все понял по их голосам. Все хотели услышать от него хорошие новости, надеясь, что война окончена, поскольку в их глазах он являлся одним из приближенных Хоффмана. Но это было не так.

— Будем надеяться, — ответил Дом.

— Мы продолжаем искать Марию.

— Спасибо.

Дом увидел, как один капрал из отряда Андерсена опустил голову на руку и, по-видимому, задремал. Перед ним остывал завтрак. Дом пододвинул тарелку капрала к себе и начал есть. Недопустимо оставлять еду на столе, особенно в эти дни.

— Если Берни Матаки появилась после того, как пропала на несколько лет, все возможно, не так ли?

— Сантьяго, тебе здорово везет, и твои родичи остаются в живых. Даже Феникс. Как он поживает? Четыре года в тюрьме не могли пройти даром.

"Если мне так везет, почему же погиб Карлос?"

— Это же Маркус. Чтобы его сломить, потребовалась бы светомассовая бомба.

Дом в самом деле так думал. Маркус остался таким же, как прежде, только приобрел несколько новых шрамов да на лице прибавилось морщин. И он стал еще более неразговорчивым. Вот и все изменения.

Дом покончил с завтраком и подошел к окошку раздачи попросить добавки. С Берни лучше разговаривать на полный желудок. Она уже предупредила, что ему предстоит услышать не самые приятные вещи из прошлого.

ВОЕННАЯ БАЗА В БЫВШЕМ ГОСПИТАЛЕ РАЙТМАНА;

КАЗАРМЫ ОТРЯДОВ «АЛЬФА» И "ДЕЛЬТА"

Берни положила ноги на соседний стул. Теперь она понимала, что значит тягаться с молодыми на шестом десятке…

Было очень больно. Болело все: от припухшего глаза и рассеченной губы до коленей и запястий. Опыт — хорошее дело, но время на восстановление требуется совсем другое. Хоффман еще на пару лет старше, значит, и он чувствует себя ничуть не лучше. В соседней комнате в счастливом сне юности похрапывал Федерик Рохас. Бэрд чистил ботинки. В дальнем углу комнаты Коул уселся за слишком маленький для него столик.

"Ну ладно, Бэрд — законченный негодяй. Но я, возможно, и не останусь в составе «Дельты». И почему бы мне с ним не разобраться?"

До сих пор она ни разу не спускала плохого с собой обращения. Хотя бы по этой причине надо выяснить отношения с маленьким мерзавцем.

— Итак, — заговорила Берни, — значит, это Аня Штрауд, Блондинчик.