В нас полетели огненные шары, молнии, синие искры.

Банально, милочка, банально, без огонька колдуешь. Я нагло улыбнулась вампирше. Это взбесило ее окончательно, и она, закрыв глаза, начала петь что-то, мне совсем незнакомое. Вокруг нас поднялись вихри, заключив ее и нас, защищенных куполом, в центр одной из воронок. Что-то сгущалось вокруг, воздух за куполом менял цвет, по стенкам вихря тянулись какие-то тени, сплетаясь и срастаясь между собой.

– Ди, мне страшно! – проорал Коша мне в ухо, я чуть не оглохла.

Понятливый Пашка снял с меня паникера, тигр стоял рядом, опять став ростом мне по плечо, и всей своей массой поддерживал несчастную ведьму.

Что же это?

Теней все больше, вот уже снаружи одна сплошная живая колеблющаяся тьма… Я пытаюсь хоть что-то понять, но любое мое заклинание натыкается на глухую стену такой силы, что я чувствую себя песчинкой, стоящей перед вздыбившимся океаном и пытающуюся построить плотину.

Купол уже трещал, еще чуть-чуть – и он лопнет. Я оглянулась на стоявшего неподалеку Пашку и прижавшегося к нему дракошу. Пашка упорно жег лазерами прямо сквозь купол все вокруг, но толку от этого было мало.

Я улыбнулась. Кто-то когда-то предсказал мне мою судьбу.

«Ты будешь вечно скитаться, девочка, – шептала мне ветхая старуха то ли из яви, то ли из сна, – друзья покинут тебя по твоей воле, а обретутся без твоего согласия. Ты будешь бороться, учиться и побеждать, да только все равно сгинешь одна в пасти черного хаоса».

Я тогда посмеялась над старухой, даже не стала ей платить за предсказание, и она прокляла меня на прощание, вслед. Может, зря я тогда так поступила?

Телепорт открылся на раз, длинные неровные дыры просто засосали Пашку, дракона и тигра, возмущенно зарычавшего и почти вырвавшегося из его полупрозрачной пасти. Я отправила бы и себя, но тогда телепорт просто не сработает: ему нужны две привязки – вход и выход. Здесь же, где вырвался призванный безумной вампиршей хаос, вход я могла привязать только к себе, больше не к чему.

Сверху послышался крик, полный боли, и с противным хрустом на купол упало изломанное и изувеченное тело клыкастой ведьмы. Все правильно, хаос не терпит ничьей воли и вскоре уйдет сам, но лишь после того, как уничтожит причину вызова, дабы неповадно было впредь.

Вспышка. И ее тело отправляется туда же, куда и мои друзья ранее, – к нам в дом. Последний ингредиент. Коша найдет книгу и нужную страницу, они справятся без меня.

По куполу прошла сеть извилистых трещин, секунда – и он разлетается на тысячи осколков, а на меня сотнями жаждущих пастей падает пульсирующая от голода темнота.

Но всего за секунду до того, как пасти вопьются в жалкую плоть, рядом возникает высокая темная фигура, сграбастывает меня, и мы вместе врезаемся в черноту.

Секунда… Две…

Почему так тихо? Я умерла?

Нет.

Вокруг беснуется все тот же хаос, но звуков нет, и боли нет, зато есть кто-то, кто крепко держит меня на руках, прижимая к себе.

Поднять голову, взглянуть в его глаза.

Странник? Но ты же заколдован.

Его лицо напряжено, вокруг нас что-то трепещет и мерцает, выламываясь под разными углами. Защита. Зачем? Мы все равно умрем, хаос еще никогда не отпускал своей добычи.

– Зачем? – Он услышал и даже посмотрел на меня. Его глаза – живые, черные, – как и все вокруг, вспыхнули жутким светом. Мне стало страшно. Очень. – Ты принадлежишь мне.

Слова вылетали тяжелые, острые, так не может говорить человек… или горт.

– Ты не сможешь. Хаос не отдаст.

Я отвернулась, чтобы не видеть его лица. Оно пугало.

Но он не ответил. Только вдруг все его мышцы разом изменились, врезаясь в кожу подобно стальным канатам, руки сжались так, что у меня затрещали ребра, и… мы куда-то прыгнули.

Я закричала, забилась от боли, ужаса, непонимания, что происходит вокруг. Но он не выпустил меня, удержал, а потом изувеченный разум просто отключился. Я потеряла сознание.

– Ди, очнись. Ну пожа-алуйста! – Сопение, громкий звук, будто кто-то высморкался. – Ну, Ди, ну очнись, я тебе торт принес.

Щеки коснулось что-то холодное, наверное, тарелка. Нос уловил запах шоколада.

– Всего разочек откусил. Ну позалуста, ну, Ди, твой любимый! Мы с Нитой вместе пекли, она сказала, что ты его понюхаешь и сразу поправишься.

В нос ткнулось мягкое и холодное. Торт. Его старательно уложили мне на лицо.

– Чувствуешь? А то вдруг до тебя запах не дошел.

Я не выдержала и чихнула.

– Она пришла в себя! – Коша с воплями скрылся за дверью, а я с удивлением разглядывала куски торта, разбросанные по всей кровати и непосредственно на мне.

В следующую же секунду в дверь снова вбежал дракоша и тут же полез обниматься, облизывая мое вымазанное в шоколаде лицо длинным шершавым языком. Следом вбежал Пашка под руку с Нитой. А за ними… за ними вошел он.

Я кое-как отбилась от Коши и внимательно взглянула на него. Нет, горта этот странник напоминал, как карета телегу. Он весь был будто тень: высокий, смуглый до черноты (и куда подевалась снежная белизна кожи?), худощавый, но каждая мышца четко прорисовывалась под тонкой тканью рубашки, беспечно распахнутой на груди, и эта грудь могла свести с ума не то что многих, а пожалуй что любую дурочку, рискнувшую на него посмотреть. Длинные, изящные пальцы, но не тонкие, как у женщины, совсем нет. Упрямая челка, спадающая на лоб, и… глаза: черные кошачьи глаза со знакомым лукавым прищуром.

Пашка наконец допер, что мне ни до кого, и, забрав Кошку, а также подхватив за руку Ниту, вышел из комнаты. Кстати, у Ниты были человеческие уши. Мысль прошмыгнула на самой грани сознания и тут же погасла. Я смотрела только на него.

– Узнала?

Я вздрогнула. Все тот же голос, а я думала, что это был сон.

– Узнала.

Он подошел и сел на край кровати, глядя мне в глаза и парализуя своим взглядом.

– Что ж, я рад.

И снова тишина. Я буквально тонула в черных провалах его глаз, наотрез отказываясь выныривать. Он тоже молчал.

– Ты… ты ведь в любой момент мог превратиться обратно в… ну в себя.

Я старательно отвела взгляд, теребя в руках вымазанную в шоколаде подушку. Легкий ветерок взъерошил спутанные волосы – и вот уже и я, и кровать снова чистые. Его рука легла рядом с моей. Он еще и колдует, хотя чему я удивляюсь?

– Мог, но не хотел.

– Почему? – Я упорно разглядывала подушку, радуясь, что волосы занавесили красное от смущения лицо. Он был слишком близко.