— А он, наверное, вместе с Майлзом-сан, — пояснил Джин через плечо, направляясь к двери. — Эй, Мина, Нефертити отсюда не выпускай!

Лейбер-сенсей направился вслед за Джином, но оба отпрянули, когда из коридора дверь распахнули пинком. Мина вскрикнула. Нефертити — тоже. «Опасность, опасность!» — заорала она, хлопая крыльями и взлетая на стол.

«Ох, Нефертити, как ты права», — подумал Джин, пятясь от шефа охраны Ханса и сержанта Оки, вломившихся в послеоперационную палату.

Они оба тяжело дышали, выглядели очень злыми, и казались такими здоровенными, особенно по сравнению с тем, когда спали на полу в той кладовке в гараже. Из мятых медицинских костюмов они переоделись во что-то вроде формы: серые брюки и плотные куртки, кобура, ремни, тяжелые грохочущие ботинки — только никаких нашивок с именами и знаков различия на этой форме не было.

— Вот ты где, тупой козел! Наконец-то! — прорычал Ханс побледневшему Лейберу-сенсею, который, попятившись, прижался к столу.

— Какого черта? — изумился широкоплечий Оки, оглядывая комнату. — Что здесь делают дети? Этот придурок Акабане ничего не говорил про детей.

— Неважно, просто хватай его.

Оки послушно шагнул вперед, резко дернул Лейбера-сенсея и, сделав что-то своей полицейской дубинкой, завернул ученому руку за спину. Лейбер-сенсей завопил.

— Отпусти его! — закричала мама через стекло.

Ханс обернулся и сощурился.

— Ни хрена себе! Тут же эта сучка Сато! Наверное, они ее оживили. Ну, нам и повезло! Хватай ее тоже, Оки!

— Сам хватай. У меня руки заняты, — огрызнулся его напарник. Лейбер-сенсей пытался сопротивляться, обвисая у него в руках, и чуть было не освободился из рук захватчика, но Оки снова вздернул его на ноги, высвободил руку с дубинкой и с громким электрическим треском ткнул ее Лейберу-сенсею в бедро. Вот тут ученый завопил по-настоящему громко. Электрический разряд, пройдя через тело жертвы, укусил в руку и Оки — тот с изумленным выдохом отшатнулся и чуть было не разжал пальцы. Но успел перехватить дрожащего ученого сильней, прежде чем тот сумел освободиться.

Ханс подошел к боксу и нажал кнопки на двери; с шипением выходящего воздуха дверь отъехала в сторону.

— Нет! — заорал Джин, перепугавшись так, что у него все перед глазами помутилось. — Ей еще нельзя выходить! Она заболеет!

— Когда Акабане с ней закончит, здоровой она точно не будет, — огрызнулся Ханс. Он бросился к маме, но та быстро перелезла через кровать и обежала ее. Мама была уже у самой двери, когда Ханс прыгнул к ней, схватил за руку и с отвратительным звуком впечатал всем телом в стеклянную стену, а потом бесцеремонно выволок из бокса, спотыкающуюся и растрепанную.

— Нет, не трогай маму! — завопила Мина. — Она только-только к нам вернулась!

Мина схватила складной стул, захлопнула и размахнулась изо всех сил. Наверное, она хотела попасть шефу охраны в живот, но Мина была очень мелкая и почти не видела, куда бьет. Поэтому сложенные ножки стула угодили ему точно в пах… увы, недостаточно крепко.

Ханс сложился пополам, произнес много очень нехороших слов, но маминой руки не выпустил. Кулаком он отшвырнул Мину, которая с плачем упала на попу. Мама попыталась лягнуть его — и целилась точнее, чем Мина — но она была босиком и страшно тяжело дышала.

— Как ты… посмел… тронуть… моих детей… мерзкий убийца!

Вспомнив, как по лицу Форлынкина текла кровь, Джин нырнул за стол, где на напружиненных лапах замерла Нефертити, бессвязно вскрикивая: шерсть у нее на хребте стояла дыбом, хвост торчал свечкой. Он схватил ее и швырнул в того, кто оказался ближе — в Оки. Широкоплечий охранник взвыл, отмахиваясь своей трещащей дубинкой, но подпалил сфинксу лишь перья, от которых по комнате расплылась тошнотворная вонь. Нефертити прыгнула на него и подрала в клочья куртку, однако ей удалось оставить лишь одну глубокую кровоточащую царапину на толстой шее. Впрочем, Лейбер-сенсей успел вырваться. Шатаясь и хромая, ученый увернулся из-под машущей дубинки.

— Ох, бога ради! — раздраженно выпалил Ханс. — Акабане не сказал, что нам придется хватать целый табор!

Джин бросился с нему, сложившись пополам, с безумной мыслью ударить его головой в живот. Ханс с силой отшвырнул маму, которая прокатилась по полу и упала рядом с Миной — та тут же попыталась в нее вцепиться. Вместо нее высокий Ханс схватил Джина, и резко дернул за волосы, разворачивая на месте. Джин взвыл, из глаз покатились слезы боли. Он услышал странный щелчок возле уха и, скосив глаза, увидел стальной нож длиной сантиметров пятнадцать, который мелькнул перед его лицом и уперся под подбородок.

— Никому не шевелиться! — проревел шеф Ханс.

Все замерли. Ханс нетерпеливо добавил:

— Да я же не тебе, Оки!

— Ханс, нет! Это просто ребенок.

— У нас сегодня был скверный день, так что лучше не дави на меня.

Откровенный ужас на лице Оки как ничто другое убедил остальных, что Ханс не блефует, подумал Джин. Он чувствовал, как плотно лезвие прижимается к коже и с какой силой тянут его за волосы.

— Хорошо, — одобрил Ханс. Притиснутый к нему Джин ощутил, как тот глубоко вдохнул — то ли запыхавшись, то ли решаясь на что-то. Вдруг этот большой человек на самом деле тоже напуган? Мысль была странная и совсем не успокаивала. — Ведите себя хорошо, вы все, или я, черт возьми, перережу мальчишке горло. Ясно вам? Ты, хватит дергаться! — Он потряс Джина за волосы.

Мама Джина, сидевшая на полу, посмотрела на него снизу вверх холодно и яростно и произнесла громким от страха голосом:

— Джин, не двигайся!

Лейбер-сенсей сглотнул. Хромающая Нефертити спряталась в тени под столом и, сжавшись в комок, жалобно бормотала: «Опасность, опасность, больно, наружжу, домм, больно!» Только ее причитания и тяжелое дыхание людей нарушали полную тишину в комнате без окон.

Ханс выпрямился.

— Вот так-то лучше. Теперь ты, парень, засунь руки в карманы. — Джин, покосившись на маму, послушался. — Ты, Сато, встань. Ты тоже, доктор, и заложи руки за голову. Сато, возьми эту маленькую стерву за руку. А теперь вы все выходите наружу один за другим, а Оки с дубинкой присмотрит, чтобы вы шли ровно. Поставь ее на максимум, Оки!

Широкоплечий сглотнул, кивнул и нажал кнопку в основании рукоятки.

— Теперь вы все выходите за Оки через дверь и поворачиваете направо. Сато, потом Лейбер, потом я.

Мама, со страшно напряженным и неподвижным лицом, стиснула ладошку Мины, и обе поднялись. Босые мамины ноги ступали по полу бесшумно, только стеганый больничный халат чуть слышно хлопал ее по щиколоткам. Мина, хлюпающая носом и перепуганная, семенила рядом. Лейбер-сенсей с руками за головой смотрелся глупо, словно играл в детскую игру-считалочку — «потрогай себя за нос, за уши и за голову» — вот только он был очень серьезен, бледен и весь дрожал. Джин понадеялся, что теперь его не станут так сильно тянуть за волосы и отодвинут нож — тогда он сможет вывернуться и сбежать, — но здоровенные кулаки своей хватки не ослабили.