— Мне нравится, как твой приятель обустроил свое жилище, но в принципе это не мой стиль. Почему мы не остановились в одном из отелей у аэропорта? Там, где есть приличный бар и хоть какой-то сервис.

Юсеф находился на кухне и выкладывал на разделочный столик продукты из полиэтиленового пакета.

— Если ты проголодалась, я могу что-нибудь приготовить. В нашем распоряжении имеются сыр, хлеб, яйца, бутылка вина, молоко и кофе на утро.

Жаклин зашла на кухню. Она была такой крохотной, что там едва хватало места для двоих.

— Не надо воспринимать все так буквально, Юсеф. Как ни крути, а эта квартира — самая настоящая крысиная нора. И потом: почему здесь нет никакой мебели?

— Мой друг обосновался здесь всего несколько дней назад и еще не успел перевезти вещи. Раньше он жил с родителями.

— Не сомневаюсь, что он счастлив. Но никак не могу взять в толк, почему мы должны ночевать здесь.

— Как я уже говорил тебе, Доминик, мы приехали сюда из соображений безопасности.

— Из соображений безопасности? Но кого, скажи на милость, нам бояться?

— Может, ты слышала о британской секретной службе, более известной под названием МИ-5? Ее агенты пытаются держать под контролем политэмигрантов и различные диссидентские сообщества. Другими словами, они следят за людьми вроде нас.

— Вроде нас?

— Вроде меня. Кроме агентов из МИ-5, есть еще и парни из Тель-Авива.

— Что-то я уже ничего не понимаю, Юсеф. Кто такие эти парни из Тель-Авива?

Юсеф поднял голову и в изумлении на нее посмотрел.

— Кто такие парни из Тель-Авива? Это сотрудники самой жестокой и кровавой разведывательной службы в мире. Впрочем, название «банда наемных убийц» подходит им куда лучше.

— Но какую угрозу они могут представлять в Англии?

— Израильтяне всегда там, где мы. И государственные границы для них не помеха.

Юсеф опустошил пакет, после чего выстелил им дно помойного ведра.

— Ты есть хочешь?

— Нет. Просто я очень устала. Ведь уже поздно.

— Тогда отправляйся в постель. У меня еще есть кое-какие дела.

— Надеюсь, ты не оставишь меня в этой дыре в одиночестве?

Он вынул из кармана и показал ей мобильник.

— Мне всего-навсего нужно сделать несколько звонков.

Жаклин обвила рукой его талию. Юсеф привлек женщину к себе и поцеловал в лоб.

— Я бы хотела, чтобы ты не заставлял меня этого делать.

— Это займет у тебя всего несколько дней. А когда ты вернешься, мы снова будем вместе.

— Мне бы хотелось в это верить, но не получается.

Юсеф снова ее поцеловал и посмотрел в глаза.

— Я бы не стал этого говорить, если бы так не думал. Иди спать. Отдохни хоть немного.

Она пошла в спальню. Включать свет она не стала, так как ей не хотелось видеть окружавшее убожество. Подцепив застилавшее матрас одеяло, она поднесла его край к лицу и понюхала. Постельное белье было свежее. При всем том она решила спать, не раздеваясь. Разместившись на матрасе, она свернула подушку так, чтобы та соприкасалась только с волосами и не касалась кожи лица и шеи. Туфли она тоже снимать не стала. Выкурила сигарету, чтобы приглушить запах дезинфекции, подумала о Габриеле, о балетной школе, которую хотела открыть в Вальбоне. Некоторое время она вслушивалась в доносившиеся до нее звуки: рев реактивного лайнера, громыхание поезда, звонкие удары по мячу и азартные крики футболистов. На стене спальни метались сполохи света с улицы и дергались, подобно марионеткам, черные тени игроков.

Потом она услышала тихий голос Юсефа, говорившего с кем-то по телефону, но разобрать, о чем он говорил, не смогла. Но ей, признаться, было на это наплевать. Перед тем, как она забылась беспокойным сном, ей пришла в голову мысль, что Юсефу, ее палестинскому любовнику, жить осталось не так уж много.

* * *

Ишервуд приоткрыл на несколько дюймов дверь своей квартиры в Онслоу-Гарденс и глянул через цепочку на Габриеля.

— Ты имеешь представление, который час? — сказал он. Потом, сняв цепочку, добавил: — Входи скорее, если не хочешь, чтобы мы оба заболели пневмонией.

Ишервуд был в пижаме из тонкого хлопка, кожаных домашних туфлях и шелковом халате. Проводив Габриеля в гостиную, он скрылся на кухне. Через несколько минут он вышел оттуда и принес кофейник и две кружки.

— Надеюсь, ты пьешь черный кофе? Боюсь, молоко, которое стоит в холодильнике, было куплено еще во времена правительства Тэтчер.

— Черный подойдет как нельзя лучше.

— Итак, Габриель, любовь моя, что привело тебя сюда в... — Тут он сделал паузу, посмотрел на часы и поморщился. — О Господи! В два сорок пять утра?..

— Похоже, ты теряешь Доминик...

— Я догадался об этом, как только Ари Шамрон вплыл в мою галерею подобно облаку отравляющего газа. Ну и куда она отсюда отправится? В Ливан? В Ливию? В Иран? Как, кстати сказать, ее настоящее имя?

Габриель медленно, маленькими глотками пил кофе и молчал.

— Ужас как не хочется, чтобы она уходила. Эта девушка... хм... настоящий ангел. Да и секретаршей стала неплохой — как только разобралась, что к чему.

— Боюсь, назад она не вернется.

— Секретарши ко мне обычно не возвращаются. Что-то во мне есть такое, что отпугивает женщин. И так было всегда.

— Я слышал, что переговоры относительно продажи твоей галереи Оливеру Димблби находятся в финальной стадии?

— Какие могут быть переговоры, когда человек вынужден соглашаться со всем, что ему предлагают?

— Не делай этого. Не продавай галерею.

— И ты еще смеешь давать мне наставления? Я не был бы в таком отчаянном положении, если бы не ты и твой друг герр Хеллер.

— Операция может закончиться раньше, чем мы ожидали.

— И что же?

— А то, что я снова смогу работать над твоим Вичеллио.

— Сомневаюсь, что тебе даже при всем желании удастся уложиться в отпущенные мне судьбой ничтожные сроки. Нынче я официально объявлен банкротом, по причине чего и веду, как ты изволил выразиться, переговоры с Оливером Димблби.

— Оливер Димблби — ничтожество. Он погубит твою галерею.

— Честно говоря, Габриель, я устал от разговоров на эту тему. До такой степени, что мне и на галерею стало наплевать. Знаешь что? Мне сейчас для подкрепления сил требуется нечто более крепкое, чем кофе. Ты как на это смотришь?

Габриель отрицательно покачал головой. Ишервуд же прошел к бару и плеснул себе в стакан примерно на дюйм джина.

— Что у тебя в рюкзаке? — осведомился он.