развести в камине огонь и заняться любовью – ей известно, где спрятан ключ.

В погребе для хранения продуктов.

Н.О.: И вы ничего не заподозрили?

(Пауза)

ГГ: Мне действительно закралась в голову такая мысль. Но все понял я лишь тогда, когда ощутил холод, который там царил, и почувствовал запах земли. Но не раньше. Иначе разве я бы пошел с ней туда? Это просто нелепо.

Дверь за ним захлопнулась.

Эйра свернула на Эспланаду. Ей пришлось проехать до конца широкой улицы и вернуться назад, чтобы найти место для парковки. Правда никогда не бывает одна, всегда есть несколько версий произошедших событий. Разумеется, она верила ГГ, и вместе с тем понимала, что это плохо сказывается на ее профессиональных качествах. Это суд должен решать, кто более убедителен и чья версия выглядит наиболее правдоподобной.

– Я так рад, что ты пришла.

Он был все еще слаб – она это сразу поняла, едва он открыл ей дверь. Сначала держался за дверной косяк, а потом слишком поспешно опустился в кресло. Оно стояло повернутым к телевизору, который он только что выключил. Теперь в квартире было убрано, пахло свежестью и вымытыми полами. Эйра вдруг сообразила, что пришла с пустыми руками. На столе стояло несколько ваз с роскошными букетами, ей надо было тоже что-нибудь принести, но ее смущала даже мысль о том, чтобы купить ГГ цветы. Это было слишком интимно, слишком деликатно. Еще, чего доброго, он почувствует себя совсем немощным, вряд ли ему это понравится. Она, правда, взвесила в руке бутылку виски в магазине, но потом решила, что это будет не очень уместно.

– Это, конечно, всего лишь жалкие слова, но спасибо тебе за то, что ты для меня сделала, – сказал ГГ.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Прекрасно.

– Может, я сварю кофе или еще что?

– Только если сама будешь пить.

Казалось неправильным хозяйничать на его кухне. Эйра не боялась, что ГГ слышал ее слова там, на острове. Он был без сознания, в этом нет никаких сомнений, но вдруг что-то все-таки дошло до него, словно сон, воспоминание, в правдивости которого он не мог быть уверен. Часть ее очень на это надеялась.

– В том, что касается Дамира Авдика, доказательства неопровержимы, – сообщила Эйра, когда поставила кофейник на плиту и вернулась в гостиную. – Но вот с Хансом Рунне уже сложнее. Никто не видел, как она его запирала, у нас нет никаких улик.

– Она в любом случае получит свой срок.

– А в том, что касается тебя…

– Это целиком и полностью моя вина, – перебил ее ГГ.

– Ты сам знаешь, насколько часто так думают жертвы преступлений.

ГГ со стоном поменял позицию на стуле. Хорошо одет, гладко выбрит, волосы подстрижены. Она до сих пор помнила прикосновение его колючей щетины к своей щеке.

– Я позволил одурачить себя, – сказал он. – Меня бы следовало уволить из полиции. Такой полицейский, как я, мало чего стоит…

– Я слышала запись допроса, – сказала Эйра, не глядя на него. Ей было больно слушать, как он терзается, в этом было что-то постыдное. – Я не думаю, что Санна Мелин специально кого-то обманывала. Такое впечатление, будто она каждый раз верила, что встретила свою любовь.

– Ничего подобного, уж поверь мне.

Он попытался встретиться с ней взглядом.

– Думаю, кофе уже готов, – сказала Эйра.

Она принесла чашки и ловко передала ему одну, избегая любых касаний. Присела на краешек дивана. За последние недели, проведенные в одиночестве, она многое поняла и больше не могла продолжать обманывать себя. После ночи на Хёгбондене ее чувства к ГГ прояснились, стали кристально чистыми, и теперь речь шла о куда большем, чем просто о страхе потерять его. Гораздо большем.

– Мне казалось, что я заслуживаю смерти, – сказал ГГ.

– Вовсе нет.

– И все же потянулся за той последней банкой, – произнес он и наконец-то улыбнулся. – Консервированные шампиньоны. Как, по-твоему, можно добиться того, чтобы их запретили?

Эйра рассмеялась и отважилась ненадолго заглянуть ему в глаза. Ей так много надо было сказать.

– Кстати, совсем забыл, почему я попросил тебя прийти, – сказал ГГ и потихоньку, с трудом вытянул одну ногу в сторону. – Конечно, помимо того, что я хотел тебя поблагодарить. Ты должна меня извинить, но я все еще не пришел в себя.

– Все нормально.

– Ты слышала об убийстве в Табю под Стокгольмом несколько недель назад? Ножевое ранение?

Где-то внутри ее звякнул маленький колокольчик. Возможно, она слышала это в новостях, но не придала значения. Да, точно, в тот вечер ее мама была дома, и она предпочла переключить канал.

ГГ не был на службе, и ходили слухи, что он собирается увольняться с работы, тогда зачем он просил ее прийти из-за такой вещи?

Эйра отставила чашку в сторону, от кофе ее затошнило.

– А в чем дело?

– Стокгольмская полиция сообщила о совпадении ДНК, Костель заходил ко мне сегодня утром. Речь идет о женщине, которая совершенно точно находилась на месте преступления. Вся вилла усеяна ее следами.

– Санна Мелин?

Эйра почувствовала, как покачнулся под ней пол, больше никаких жертв, все должно было уже закончиться, а потом увидела взгляд ГГ.

Изучающий и вместе с тем сомневающийся. Тот полицейский, что сидел в нем, вернулся.

– Другая наша знакомая, – проговорил он. – Лина Ставред.

Эйре стало дурно.

– Это неправда.

– В Стокгольме, наверное, тоже так сначала подумали, когда обнаружили ее имя в списке официально признанных мертвыми больше двух десятков лет назад.

– Ее подозревают в убийстве? – с трудом выдавила Эйра.

– Ясное дело.

Сказать на это ей было нечего. В голове замелькали сменяющие друг друга кадры. Вот школьный снимок веселой девочки, которая пропала в июньский день 1997 года. А вот Лина на руинах лесопилки в Локне с железным прутом в руке, а рядом с ней Магнус, который едва там не погиб.

За исключением двух замешанных в этом деле людей, Эйра была единственной, кто знал, что тогда случилось на самом деле. Ее брат взял на себя вину за преступление, которого он не совершал, и она позволила ему это сделать. Это был его выбор. Магнус грозился признаться и в убийстве Лины, если Эйра расскажет кому-нибудь правду. Тогда он вообще получил бы пожизненное.

Все это время вынужденная ложь не давала Эйре покоя, но ради своего брата она молчала.

И ни на секунду не задумывалась о том, что Лина снова себя проявит.

– Помнишь, я сказала тебе тогда, – слова скатывались с ее языка медленно и опасно, – что, возможно, Лина Ставред жива?

В тот раз они