– Дойдем до поворота – остановимся, осторожно посмотрим: оттуда уже виден забой с комбайном, ему что-то нужно именно там – больше тут ничего и нет.

– А если он повернет назад?

– Конечно, повернет: вряд ли он собирается тут поселиться. Тогда и надо будет брать его. Хотя бы на этом самом месте.

Эти слова натолкнули Казуса на новую мысль:

– Слушай! А может быть, он вроде нас? Тоже ищет убежища, укрытия?

– Не думаю. Откуда бы ему такому взяться? Из ничего?

– А хотя бы… хотя бы с той, законной базы?

– Из «Круга?» Вообще-то…

Штель не закончил фразы. Вспыхнуло – ярчайше вспыхнуло где-то там, за поворотом, возможно, в самом забое. Казус, не размышляя, толкнул сотоварища так, что тот упал, сам сыщик приземлился рядом, прикрывая голову руками, ожидая грохота, удара взрывной волны, летящих обломков породы…

Ничего не последовало. Все та же тишина была вокруг, нарушаемая лишь уже привычным рокотом двигателя комбайна и громкими шорохами опадающей отломанной руды. Штель недовольно проворчал:

– Ты что – размяться решил не ко времени?

– Подумал: а если это подрывник?

– Диверсант? Я бы поверил, если бы взорвалось. А так… Ого!

Вторая вспышка была еще ярче первой – во всяком случае, им так показалось. И вновь – никаких признаков того, что происходит какое-то разрушение, выведение из строя, вандализм…

– Надо посмотреть, – решительно сказал Штель. Встал. Казус успел схватить его за руку:

– Кто же выглядывает в рост? Неуч! Смотреть надо снизу – на уровне грунта. Тот, кто оглядывается, сперва смотрит на уровне своих глаз, и лишь потом…

– Понял. Прости – нет у меня такого образования.

Штель опустился на колени, потом и действительно прилег. Высунул голову. И лежал так до тех пор, пока не вспыхнуло снова – в третий уже раз. Тогда наблюдатель отпрянул. Сел, вытирая тыльной стороной кисти сразу заслезившиеся глаза. Сказал:

– Так и ослепнуть можно, черт бы его…

– Что там?

– Знаешь, что он там делает?

– Спрашиваю – значит, не предполагаю.

– Фотографирует. С хорошей вспышкой. Комбайн – в разных ракурсах и расстояния тоже меняет, судя по тому, что я успел заметить. Не вредит, не ломает, но – фиксирует. Всего лишь. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Ну… Уж не встретились ли мы с моим коллегой? – предположил Лен.

– Из какого яйца он тут мог вылупиться? Постой, я, кажется, понял. Похоже на то, что хозяева этого предприятия настолько поверили в полный успех, что задумались о широкой рекламе нового рудника. И привезли с собой рекламного фотографа. Вот он и зарабатывает себе на хлеб с маслом, рискуя, конечно, жизнью на кошмарной глубине, куда даже рабочих не посылают!

– Ну, уж ты скажешь.

– Можешь быть уверен: в его рекламной фирме он представит дело именно так – чтобы его усилия были достойно вознаграждены.

– А может, он одиночка?

– Вряд ли. Это вопрос секретности. Сейчас за полную закрытость этой информации отвечает фирма, посылающая своего работника; если какая-то информация об увиденном протечет раньше, чем это нужно здешним хозяевам, то фирме придется платить такую неустойку, что им останется только объявить себя банкротами. А с одиночки что взять? Да хоть казни его лютой смертью – убытков новой компании этим не возместишь. Хотя – нет, не новой, конечно. Старой. Все той же «Маргина Гравин АО»…

– Ты что думаешь, что это ваша же компания, как бы втайне от самой себя… Незаконно…

– А почему бы и нет? Практически это очень выгодно: нарушаешь закон, но знаешь, что сам себя за руку хватать не станешь. И жаловаться никому не захочешь. Поэтому риск достаточно мал. Дело в том, что это ведь рассчитано на достаточно малый срок: продержаться так год, два от силы. А потом – все легализовать, официально зарегистрировать, платить исправно налоги…

– К чему же огород городить?

– Слышать такой вопрос от сыщика по меньшей мере странно. Два года гнать продукцию, продавать ее – и не уплатить ни дикона налогов, ты представляешь, какие это деньги? Ради них можно идти и не на такой риск. Очень примитивная арифметика, но действенная. А вся опасность – что кто-нибудь случайно окажется тут, увидит и доложит куда следует. Но против такой случайности – и то, что это Маргина, мир у черта на рогах, и то, что корабли сюда идут два, от силы три раза в год, ну, и еще то, что каждый новый человек тут почти сразу становится замечен – если, конечно, он возникает где-то вблизи разработок. А для того, чтобы такого человека утихомирить, тут должно быть немало обученного народа, умеющего нейтрализовать людей и уничтожать следы.

– Откуда ты знаешь?

– Есть стандартная модель создания новой разработки. В ней и это предусмотрено.

– Понимаю: охрана…

– Да. И не только.

– Слушай: а не разделались ли с Нагором потому, что он был против расширения добычи? Потому что если ты убил его не по личным мотивам, а по поручению – других мотивов вроде бы не видно. Тебе не объяснили, когда тебя подряжали?

– Опять ты за свои глупости? Не убивал я Нагора. Оставь свои версии себе. Не смеши.

– А все же?

– Нагор, конечно, выступал против такого варианта. Категорически. И не только из-за криминальности самого замысла: качать гравин, но не регистрировать и не платить. У него были другие планы относительно и компании, и всей Маргины – по-моему, очень серьезные.

– Интересно было бы узнать о них хоть что-нибудь.

– Может, и узнаем – со временем.

– Слушай: но куда же смотрит охрана? Никто нас не только не устранил, но даже не заметил. Такое впечатление, что ее вообще нет.

– А мы что, уже выбрались? Ладно, дай-ка я еще раз взгляну, а то он что-то перестал сверкать.

Штель снова пригнулся. Выглянул. И тут же вскочил:

– Уже возвращается.

– Берем?

– Непременно.

Фотограф показался из-за поворота через полминуты. Его схватили за руки с обеих сторон, подсекли, повалили. Казус уселся на лежавшего навзничь верхом, коленями прижимая его руки к каменному полу.

Странно, однако поверженный не испугался. Наоборот, на губах его появилась легкая улыбка, вслед за которой последовали и слова:

– Я могу вам чем-нибудь помочь, господа?

– Кто вы?

– Рогнед, мастер ситуаций, к вашим услугам.

Маргина. Городок. Днем 18 меркурия

Стоя под хлесткими струями в душевой, густо намыливая голову, а потом и все тело (давно уже не возникало столь чудесного ощущения при такой естественной, повседневной процедуре), Зора продолжала думать: анализировать ситуацию, намечать какие-то действия. Под плеск воды соображалось хорошо.