— Ты слишком нагружаешь работой бедную девочку, — укоризненно произнесла тетушка, разматывая шарф и стряхивая с него мокрый снег. — У нее уже тени под глазами.

— Мы все устаем в ателье, — пожала плечами Сатико. — Обычная простуда, больше ничего.

Наверху, в квартире, Мисако уже отошла от окна и лежала в постели. На полке, висевшей над письменным столом, пристроилась Клео, хищно глядя вниз, словно высматривала мышь. Мисако села на кровати и громко хлопнула в ладоши.

— Брысь! Клео, хоть ты и считаешь эту комнату своей, но мне нужно поспать. Брысь! Пошла вон!

Спрыгнув с недовольным мяуканьем на стол, а оттуда на пол, кошка с достоинством вышла в коридор. Мисако закрыла за ней дверь. Клео нечего было делать на этой полке, потому что там, за большим календарем с фотографией знаменитой статуи Будды из Камакуры, стояла урна с прахом. Лист тонкого картона надежно скрывал ее от посторонних взглядов, но не мог служить защитой от кошек.

Она снова легла, надеясь заснуть, но едва закрывала глаза, как в мозгу начинала крутиться призрачная карусель, нагоняя тоску и чувство вины. Выслушав красочный рассказ Сатико о поездке на Гавайи, Мисако рассказала о болезни священника и визите высокопоставленного дяди, но не обмолвилась и словом о трагической судьбе неизвестной девушки и ее останках. Просто не смогла. Очень странно, тем более если вспомнить, что именно Сатико единственная присутствовала при том детском видении, хотя, судя по всему, давно уже все забыла. С другой стороны, она и сама никогда не делилась с Мисако детскими воспоминаниями. Так или иначе, теперь Мисако казалось неправильным приносить прах из дедушкиного храма в эту современную чистенькую квартирку, где для прошлого не было места. Опять же, даже не спросив у подруги разрешения…

Чувствуя свою вину, Мисако мучилась всю ночь, не в силах заснуть. Была и другая причина. Сатико попросила ее съездить за коллекцией образцов ткани на промышленную ярмарку. В тот день на дорогах были пробки, поэтому Мисако спустилась в метро и доехала до станции Сибуя, которая находилась всего в нескольких кварталах от дома Имаи. Час спустя, возвращаясь к метро с альбомом под мышкой, она заметила в толпе впереди знакомый затылок. Густые волосы были подстрижены точно так, как у Хидео. Мисако постаралась протолкнуться поближе, чтобы приглядеться… Это оказался он, а позади в нескольких шагах шла Фумико. Соблазн проследить за ними оказался слишком силен.

Супружеская пара зашла в кафе и уселась за столик. Мисако пристроилась на освободившееся место неподалеку и сразу схватилась за огромный лист меню, продолжая держать его перед глазами даже после того, как заказала бутерброды и чай.

Ей сразу бросилось в глаза, что молодые люди почти не разговаривали друг с другом. Когда она сама только что вышла за Хидео, они болтали и веселились не переставая. Похоже, молодожены вовсе не так уж счастливы вдвоем. Это открытие почему-то сразу принесло ей облегчение. В памяти всплыл тот ветреный ненастный день из далекого детства, когда она случайно упустила любимого воздушного змея и ветер унес его прочь. Дедушка вытер ей слезы и сказал, что теперь уж ничего не поделаешь, потому что змей упал где-нибудь на рисовом поле и весь измазался в грязи.

— Я его отчищу, — всхлипнула она.

Дед покачал головой.

— Нет, слишком поздно. Если змей пропитался грязью, он уже никогда не взлетит.

Теперь, лежа в постели в пустой квартире и предаваясь печальным размышлениям, Мисако окончательно осознала, что брак ее закончился неудачей. Осознала и примирилась с необратимостью свершившегося факта. Этот змей больше никогда не взлетит.

Она закрыла глаза и снова попыталась заснуть, но карусель мыслей продолжала свое утомительное вращение. Работа не давала продохнуть. Ко всеобщему удивлению, бизнес Сатико нисколько не пострадал от газетного скандала, а, наоборот, получил хорошую подпитку. Девицы из лучших ночных клубов Токио толпами осаждали модное ателье. К счастью, у Сатико было что предложить. Она вернулась из отпуска на Гавайях с целым альбомом новых моделей, планируя в этом году осваивать гогеновскую гамму в сочетании с идеей саронга. Дела шли столь многообещающе, что ателье срочно требовалась еще одна закройщица и две швеи.

Отчаявшись утихомирить вертящийся поток мыслей, Мисако встала и принялась искать снотворное. За все время, что она жила у Сатико, такого еще не случалось.

«Кэнсё-сама, здравствуйте!

У нас стоит теплая солнечная погода. Сегодня в обеденный перерыв я решила прогуляться и увидела за стеной сливу с белыми цветами. Распустились лишь отдельные ветки, но я сразу вспомнила ту, которую Вы поставили в вазу для чайной церемонии. Пользуясь случаем, хочу еще раз поблагодарить Вас за чудесные часы, которые провела в Камакуре.

На следующий день я поехала к родным в Сибату и узнала, что Тэйсин-сан лежит в больнице с двусторонней пневмонией. Болел он очень тяжело, но сейчас, как пишет мама, уже почти поправился и снова служит в храме, окруженный любовью и заботой прихожан.

Вообще, в Сибате столько всего произошло, что в письме не напишешь. Самое главное, в день Нового года мама обнаружила ту самую урну с прахом в комнате Тэйсина и была крайне рассержена. Тэйсин-сан, когда я приходила его навещать, очень нервничал из-за того случая и сказал, что боится держать урну в храме. Чтобы его успокоить, я забрала урну в Токио и держу в своей комнате на полке за календарем. Моя подруга ничего пока не знает, а я боюсь ей сказать и чувствую себя виноватой. Так или иначе, пока мы не нашли родственников погибшей девушки, прах придется хранить.

Пока я очень занята в ателье, но через некоторое время должен наступить небольшой перерыв в заказах, и тогда в одно из воскресений, если, конечно, у Вас найдется время, мы могли бы снова встретиться. Тогда я расскажу все новости подробнее.

С наилучшими пожеланиями,

Мисако Имаи

23 февраля 1966 г., Токио»

Мисако поставила подпись и задумалась. Почему «Имаи»? Может быть, тот ужасный адвокат прав и пора вернуть старую фамилию? Собственная неуверенность раздражала. Нет уж, пускай пока останется так, как есть, иначе Кэнсё совсем запутается. С другой стороны, имеет ли она вообще право подписываться фамилией семьи, из списков которой уже вычеркнута? По телу прошла нервная дрожь. Так трудно, когда больше не знаешь, кто ты… От долгой работы и тяжелых мыслей накопилась усталость. Хватит на сегодня, письмо Тэйсину можно написать и после… Мисако отложила перо и потянулась. Наступала ночь, где-то в городе звонил храмовый колокол, но голос его был едва слышен, теряясь в многоэтажных лабиринтах городских джунглей.

«Здравствуйте, Мисако-сан!

Спасибо Вам за теплое письмо. У нас в Камакуре сливы тоже пытаются цвести, и я часто с удовольствием вспоминаю ту чайную церемонию. Очень хотелось бы ее повторить.